Лотос и ветер - Джон Мастерс

На вторую ночь в соответствии с новым порядком тот же русский, которого Робин видел раньше, покинул лагерь как раз в тот момент, когда они занимали позицию. Он чуть не врезался в них. Он поспешил к Безмейну, позвякивая деньгами в кармане и покуривая протухшую сигару.

Когда он ушел, Джагбир прошептал: «Мы можем забрать его на обратном пути. Ближе к деревне». Робин кивнул. Возможно, у русского и не было при себе ничего интересного, но время поджимало.

Через полчаса они молча приблизились к деревне. Большинство жителей деревни уже легли спать, и лишь несколько огней горели в убогих, глинобитных лачугах. Позже кто-то начал петь. Еще много позже, когда холод пустыни приморозил их к песку, они услышали, как русский отправился в обратный путь.

— Ты хочешь, чтобы я убил его? — пробормотал Джагбир.

— Нет.

Русский, пошатываясь, прошел мимо них. Лежа, они могли видеть, как его голова покачивается на фоне звезд. Дважды он падал и некоторое время лежал, тяжело дыша и что-то бормоча себе под нос. Когда он был на полпути к лагерю, они молча подбежали, по одному с каждой стороны. Робин легонько толкнул его сзади. Он побежал вперед, чтобы подхватить свое падающее тело, и врезался в землю, его ноги все еще работали. Джагбир запрыгнул ему на спину, зажал рот ладонью и сильно ударил его по голове сбоку.

«Я ничего не вижу. Обыщите его. У него есть спички? — прошептала Робин.

После паузы: «Да».

Джагбир опустошил карманы русского. Вскоре Робин держал в руке небольшую стопку бумаг, а также маленький нож, грязный носовой платок, логарифмическую линейку, две черуты и немного мелочи. Затем он присел на корточки и натянул свою мантию, как палатку, на голову русского. Джагбир зажег спичку под ее прикрытием. Струйка крови из-под глаза лежащего без сознания мужчины стекала по одной стороне его лица. Его рубашка была разорвана, а у основания шеи не было ни полоски загара. Коричневая краска стекала равномерно. Его лицо было почти темнее, чем мог бы быть обычный загар, потому что, как и все русские, он носил шляпу даже ночью. И все же русский был его родным языком. Робин не знал этого языка, но он знал достаточно, чтобы распознать его звучание. Спичка догорела, и он осторожно сунул погасшую палочку в свой тюрбан. Джагбир закурил еще одну, а Робин принялся разглядывать добычу из карманов русского.

Там были два официальных распечатанных документа. Ему придется взять их. Там был буклет с таблицами логарифмов. Брать это не имело смысла. Еще одна брошюра, тонкая, в бумажном переплете. Пока Джагбир чиркал спичками, Робин переворачивала страницы; это был разговорник — на одной стороне каждой страницы был русский, а на другой — персидский. С первого взгляда ему показалось, что это не классический персидский, а какой-то диалект — и не восточный диалект, персидский заболи, который он сам выучил. В конце книги он нашел контурную карту Персии. Кто-то, предположительно владелец, подчеркнул Bushire карандашом. Бушир был городом и морским портом на южном побережье Персии, в Персидском заливе.

Робин сохранила документы и разговорник. Затем, пытаясь показать, что ограбление было делом рук обычных воров, они небрежно разбросали остальные вещи русского, оставили себе мелочь и сняли кольцо с его пальца. Попытаться стоило, потому что русский все равно мог захотеть умолчать об этом романе, опасаясь неприятностей из-за того, что был пьян. По дороге в лощину Робин достал из своего тюрбана спички и закопал их в песок.

Как только рассвело, Джагбир отправился в орлиное гнездо и стал там на страже. Робин остался в лощине с бумагами.

Группа, к которой принадлежал пьяный мужчина, несомненно, изучала маршрут железной дороги, которую, как уже было известно правительству Индии, русские строили к юго-востоку от Красноводска. Но пьяный геодезист проявлял некоторый интерес к Южной Персии, о чем свидетельствуют карта и разговорник. Диалект, должно быть, какой-то южноперсидский. Означало ли все это, таким образом, что русские намеревались проложить железную дорогу на юг, в Персию, и через Персию к Персидскому заливу, недалеко от Бушира? Возможно, но ему лучше не выдвигать свои предположения слишком далеко перед фактами. Позвольте ему принимать ситуацию только за чистую монету.

Географические факты были неизменны. Здесь, на окраине Аккальского оазиса, он находился недалеко от начала того прямого центрального маршрута вторжения, который пролегал от Каспийского моря через Балх и Кабул в Пешавар. Карта пьяного землемера, язык, на котором кто-то решил его проинструктировать, и появление посетителей в лагере указывали не прямо вперед, а направо, на юг.

Очень хорошо. Если бы русские собирались использовать южный маршрут, были бы какие-то признаки, подтверждающие этот факт. Ему придется отправиться на юг и найти их.

Он спустился в орлиное гнездо и рассказал Джагбиру. Прежде чем они ушли, Робин еще раз посмотрела на рощу, в которой скрывались Муралевы, и на Черную пустыню, которую опустошил яд. Селим Бегнаписал «Лошади, север». С тех пор все подсказки указывали на запад, а теперь на юг. Отсюда след должен был привести его к большим городам и в бурлящую суету Персидского залива. Он хотел знать, куда теперь направится Муралев. Муралев не нашел бы свою дрофу на берегу Залива, это было несомненно. Он был бы несчастлив там, внизу. Это было бы похоже на отравление и уловки. — уровень обмана, навязанный ему любовью жены к нему и его собственной любовью к своей стране.

Наконец он устало произнес: «Ло бхайо, нанил Джону парчха», — и они вернулись в лощину, оседлали лошадей и двинулись на юг через горы, пока не вышли на Проселочную дорогу.

ГЛАВА 16

Его встреча с шейхом Абу Дааби была назначена на полчаса после наступления сумерек в доме шейха. Он пытался сделать это раньше, но безуспешно; шейх был настойчив. Робин мерил шагами длинную комнату на верхнем этаже жилого дома, склонив голову под низким потолком, и обдумывал свои планы. Британский пароход стоял у причала менее чем в ста ярдах от нас. Он должен был отплыть в Индию через два часа после наступления сумерек со своим грузом фиников. Вчера он проскользнул на борт и договорился с капитаном, который, очевидно, не поверил тому немногому из его рассказа, что он мог рассказать. Он хотел бы быть на борту прямо сейчас, но Абу Дааби сказал, что должен сообщить нечто важное. Кроме того, шкипер не хотел, чтобы они поднимались на