Черная рука - Стефан Толти

из иного теста, нежели прочие сицилийские полицейские чиновники, – он был образованным человеком, десять лет проработавшим на севере, в Милане, где руководил расследованием убийства короля Умберто I. Главной задачей Сеолы в Палермо было искоренение влияния мафии. Очевидно, власти в Риме доверяли Сеоле, и Бишоп рекомендовал детективу поступить так же.

Петрозино встретился с Сеолой на следующий день. Судя по всему, комиссар испытал приступ классового высокомерия, когда впервые увидел воочию эту легенду из Америки. «Я сразу понял, – сказал он, – что лейтенант Петрозино, к сожалению, не был человеком чрезмерно образованным»[566]. В тот день Петрозино был откровенен. Он сказал Сеоле, что американское правительство прислало его выяснить, въезжают ли итальянские преступники в США с фальшивыми документами, в которых указано, что они не совершали на родине никаких преступлений.

Сеола выразил протест. Документы, выдаваемые его службами, никогда не искажаются и уж тем более не фальсифицируются.

Петрозино, по-видимому, уже вдоволь наслушался протестов итальянских чиновников. От ответа комиссара он просто-напросто отмахнулся. «Тогда почему у многих преступников, которых я арестовывал, была совершенно чистая история судимостей, несмотря на то что их осуждали здесь?»

«Возможно, потому, что их реабилитировали», – довольно скользко ответил Сеола. В Италии действительно существовала официальная процедура, называемая «реабилитацией», но часто она заключалась исключительно в удалении любого упоминания о преступлениях человека, отправляющегося на остров Эллис. Сеола защищал честь своего департамента, но, должно быть, понимал, что Петрозино, по сути, прав.

Оставался еще один вопрос, который комиссар должен был обсудить с Петрозино: его личная безопасность. Бишоп уже говорил детективу, что ему потребуется защита на Сицилии, – остров слишком опасен для такого человека, как он, чтобы путешествовать по нему без охраны. Сеола согласился с консулом и вызвался обеспечить американца телохранителем. Последнее, чего он хотел – чтобы на знаменитого американца напали или, не дай бог, убили в его городе.

Петрозино от помощи отказался.

– Спасибо, но мне не нужен телохранитель.

– Но вам слишком опасно бродить одному по Палермо! – запротестовал Сеола. – Вы слишком известны… Кто знает, сколько у вас в этом городе врагов.

– У меня в Палермо есть и друзья, комиссар, – несколько загадочно ответил Петрозино. – Их хватит, чтобы меня защитить[567].

Раздраженный Сеола вызвал лейтенанта Поли, главу мобильной бригады, и представил его американскому детективу. Поли должен был исполнять функции связного с полицейским аппаратом. На этом Сеола завершил встречу. Недоверие Петрозино к итальянской полиции, очевидно, выводило комиссара из себя. Детектив даже отказался сообщить ему, где остановился. Что бы ни узнал Петрозино за последнюю неделю, на что бы ни намекал в своем письме Аделине, но это знание разрушило его доверие к Сеоле и его людям. Однако свою роль в его отказе принять защиту сыграла, безусловно, и гордость. Еще не хватало, чтобы перемещавшегося по городу Петрозино беспрестанно сопровождал сицилийский полицейский!

Но если американец и отказался взять телохранителя или сообщать полиции Палермо, чем он занят и с кем ведет переговоры, Сеола не отказался от намерения присматривать за ним – хотя бы негласно. В течение следующих дней Петрозино несколько раз встречался с Поли и докладывал ему, что он просматривает и какие документы ему понадобятся в дальнейшем. Помимо этого, Поли задействовал собственных информаторов, следивших за Петрозино повсюду, и в своих докладных записках Сеоле он сообщал, что детектив посещает «самые опасные криминальные районы города»[568] даже ночью, делая заметки и проводя тайные встречи с осведомителями и высокопоставленными чиновниками. Как именно полиция получила эту информацию – через слежку за Петрозино или со слов источников, – доподлинно неизвестно. Однако факт остается фактом: полиция Палермо совершенно не доверяла Петрозино, в одном из отчетов даже его природная осторожность была охарактеризована как «подозрительная». «Каждый его шаг, – говорилось в отчете, – свидетельствует о том, что он придерживается обычаев тех сицилийцев, которые думают, что будут защищены лучше, если доверятся какому-нибудь печально известному и опасному преступнику, обладающему весомым авторитетом и влиянием в криминальном мире, а не обратятся к властям и силам правопорядка».

Петрозино нашел себе «крестного отца» – таким был подтекст этого жесткого отчета. Однако на самом деле детектив лишь принимал меры предосторожности: использовал вымышленные имена, возможно, даже маскировался. Конечно, излишняя самоуверенность Петрозино была очевидна, но он, по крайней мере, не вел себя опрометчиво. При этом он не доверял Сеоле, и того это явно задевало.

Также было ясно – по крайней мере для Поли, – что Петрозино добился значительных успехов. Поли «сразу понял, что его американский коллега хочет завербовать определенное число информаторов, и что некоторые из них должны быть высокопоставленными лицами». Документы, которые просматривал Петрозино, могли оказаться в его руках лишь благодаря «лицам, имевшим легальный доступ к системе судопроизводства».

Но была ли у Петрозино другая тайная миссия на Сицилии? Позже публиковались сообщения о том, что, помимо выяснения прошлого известных преступников, детектив работал над чем-то еще более секретным. Президент Теодор Рузвельт должен был посетить Италию в том же 1909 году, и один американский журналист впоследствии утверждал, что члены «Черной руки» планировали убить его на итальянской земле. Однако миссия Петрозино держалась в секрете в Нью-Йорке (по крайней мере, до интервью Бингема), а значит, вряд ли Секретная служба заранее знала, что он отправляется в командировку. Да и какой мотив мог быть у «Черной руки» для убийства Рузвельта? Подавляющее большинство ее членов получали приговоры в судах штата и города, президент в любом случае не имел к этому отношения.

* * *

В последующие дни детектив спешил от встречи к встрече. Ни один из людей, с которыми он разговаривал о «Черной руке», впоследствии так и не проявил себя, поэтому мы не знаем практически ничего о том, с кем именно он общался и что узнал. Здесь даже в большей степени, чем в нью-йоркской Маленькой Италии, детективу приходилось работать в атмосфере слухов и заговоров, завуалированных угроз, зарождавшейся ярости. Его имя не сходило с тысяч уст, его повторяли шепотом на нескольких диалектах. Петрозино столкнулся с многовековой культурой, которую, как ему когда-то казалось, понимал, но теперь находил непостижимой. Трудно не увидеть, что те дни высветили в нем типичного американца: одинокого по собственному выбору и убеждениям, ориентированного на результат, немного высокомерного, но при этом смелого и наивного.

Джузеппе Петрозино действительно оказался в самом сердце того грандиозного явления, которому прибыл положить конец.

11 марта, прогуливаясь по улицам Палермо, Петрозино прошел мимо двух мужчин, стоявших возле Управления по делам миграции. Один из них внимательно наблюдал, как детектив сел в карету и уехал, после чего повернулся к товарищу со словами: «Этот