Дочь Иезавели - Уилки Коллинз

что-то вывело его из странного оцепенения. Он заговорил медленно и отрешенно – тоном человека, мучительно пытающегося что-то вспомнить и каждое воспоминание проговаривавшего вслух.

– Когда она пошевельнется, – бормотал Джек, – ее рука коснется шнурка, и сообщение пойдет выше к колокольчику. – Он умолк и указал рукой на зашторенную камеру.

Это движение произвело страшное впечатление на испуганную вдову.

– Не надо! – вскричала она. – Не тяни туда руки!

Джек продолжал вспоминать, что ему говорил доктор.

– Все выше и выше! – повторил он. – Колокольчик это чувствует. Стальная штучка движется. Колокольчик звонит. Добрый колокольчик! Верный колокольчик!

Пробило полвторого. Мадам Фонтен вскрикнула, не понимая природу звука. Джек сидел в прежней позе, сжав руками колени, и тихо и нежно говорил с покойницей:

– Просыпайтесь, госпожа! Прошло так много времени. Бедный Джек ждет вас.

Мадам Фонтен показалось, что шторы покачнулись. Она стала будить Шварца.

– Сторож! Сторож! Проснитесь!

Но тот спал сном праведника.

Вдова приподнялась, но не смогла удержаться и упала на стул. Джек тем временем встал на колени.

– Госпожа слышит меня! – уверенно проговорил он. Огонь разума горел в его глазах. Пустоты в них уже не было. Он жадно всматривался в шторы, потом поднялся на ноги и прижал руки к груди.

– Приди, приди, моя госпожа! – в исступлении воззвал он.

И тут раздался звук – слабый, предвестнический звук, почти шорох. Стальной молоточек дрогнул, покачнулся и ударил по медному куполу. Колокольчик зазвонил.

Джек замер на месте, истерически рыдая. Предчувствие неизбежного держало его железной хваткой.

Мадам Фонтен не вскрикнула и даже не пошевелилась. Казалось, звон колокольчика забрал у нее жизнь, но он же разбудил Шварца. Временный ночной сторож, отрыв глаза, застыл на месте, как громом пораженный.

Прошла минута.

Шторы слегка колыхнулись. Дрожащие пальцы раздвинули их. Медленно на черной поверхности проступила обнаженная белая рука.

На пороге стояла покойница в траурном облачении. Печать спокойствия и отрешенности еще не покинула ее лица. Но в глазах уже проблескивала искорка жизни. С легким удивлением обозревала она комнату – но страха в лице не было. Она перевела глаза вниз, и слабая улыбка задрожала на ее губах – перед ней на коленях в экстазе стоял Джек.

В комнате снова воцарилась тишина, состоящая из невыразимого счастья и невыразимого отчаяния.

Снаружи послышался шум. Кто-то торопливыми шагами шел по двору. Из коридора просочился свет. Мужские и женские голоса, смешавшись, ворвались в комнату.

Эпилог

Мистер Дэвид Гленни возвращается во Франкфурт и заканчивает свой рассказ

Глава I

Двенадцатого декабря я получил письмо от миссис Вагнер, в котором она сообщала, что свадьба Фрица и Мины откладывается до тринадцатого января. Вскоре я покинул Лондон и направился во Франкфурт.

Я отправился в путь с запасом времени, чтобы обговорить дела с нашими корреспондентами во Франции и северной Германии. Наш старший клерк мистер Хартри (заведующий лондонским отделением фирмы в отсутствие миссис Вагнер) исповедовал принцип ничего не делать в спешке. Он настоял, чтоб я поскорей отправился в дорогу, что меня больше чем устраивало. Добрый мистер Хартри не догадывался, почему я так охотно принял его предложение. Мне не терпелось повидаться с тетушкой и встретиться с очаровательной Миной. Рачительно исполняя свои обязанности (и иногда передвигаясь ночью), мне удалось добраться до Франкфурта на неделю раньше запланированного срока, а именно днем четвертого января.

Глава II

По лицу Джозефа, открывшего дверь, я понял – в доме что-то происходит.

– Что случилось? – спросил я.

Джозеф смущенно отвел глаза.

– Вам лучше поговорить с доктором.

– С доктором? Кто-то болен? Тетя? Мистер Келлер? Кто? – В тревоге я схватил его за воротничок и сильно потряс. Ответ был тот же – только короче:

– Спросите у доктора.

Контора была рядом. Я спросил у клерка, на рабочем ли месте мистер Келлер. От него я узнал, что хозяин дома наверху с доктором. В крайнем волнении я задал вопрос, не больна ли тетя. Клерк широко раскрыл глаза:

– Вы что, разве ничего не знаете?

– Так жива она или умерла?

– Можно сказать – и то и другое.

У меня были все основания сомневаться, нахожусь я в доме мистера Келлера или в психушке. Вернувшись в холл, я в очередной раз припер Джозефа к стенке. «Веди меня немедленно к доктору», – сказал я.

Джозеф повел меня наверх по лестнице, которая не вела к комнате тетки. Я облегченно вздохнул. На первой площадке он сделал загадочное заявление.

– Мистер Дэвид, я хочу уволиться, – сказал он. – Есть вещи, с которыми ни один слуга не может смириться. Когда человек живой, ты ждешь, что он будет жить. А когда он покойник, ждешь, что его похоронят. Такие серьезные вещи, как жизнь и смерть, нельзя смешивать. Я никого не обвиняю, но понять ничего не в силах, поэтому просто ухожу. Следуйте за мной, сэр.

Он что, пьян? Но Джозеф преодолел следующий лестничный пролет спокойно и уверенно и постучал в дверь мадам Фонтен.

– Мистер Дэвид Гленни – к доктору Дорману, – провозгласил он.

Первым вышел мистер Келлер и старательно закрыл за собой дверь. Его объятие было более сердечным, чем прежде, но в выражении лица я прочел тревогу. Голос его дрогнул при первых же словах.

– С возвращением, Дэвид! Твой приезд как нельзя более кстати.

– Надеюсь, тетушка жива?

Он благодарственно сжал руки:

– Господь милостив.

– Так больна мадам Фонтен?

Мистер Келлер еще не успел ответить, как дверь отворилась снова.

– Вот тот человек, который мне нужен! – воскликнул доктор Дорман. – Вы приехали как раз вовремя. Где я могу найти письменные принадлежности? В гостиной? Так пройдемте туда, мистер Гленни. И вы, мистер Келлер.

В гостиной доктор быстро начертал на листе бумаги несколько строк.

– Теперь будьте свидетелем, что мы ставим наши подписи, – сказал он и вручил перо мистеру Келлеру, предварительно сам подписав бумагу. После этого он вручил бумагу для ознакомления мне.

К моему величайшему изумлению, в ней сообщалось, что «жизненные силы миссис Вагнер пробудились в ней четвертого января в половине второго ночи в морге Франкфурта, и он, доктор Дорман, лично привел ее в чувство. Посему городским властям нет необходимости открывать следствие по причине отсутствия мотива». Тут же прилагалась и просьба мистера Келлера отозвать его заявление.

Держа в руках бумагу, я переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая – совсем как Джозеф.

– Я не могу отлучиться от мадам Фонтен – у нее неизвестная науке болезнь, – сказал доктор. – Иначе я сам отнес бы бумагу городским властям. Мистер Келлер потрясен случившимся и