Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

глаза в сторону, оправдывался Боровец. — Правда, может быть, несколько меньшую, чем полагалось бы, сумму... Да ведь, и гараж-то — из полуржавого железа. Ну, а тот, что возле моего дома поставили — он же не мой! Принадлежит управлению. Поставили временно. Чтобы обслуживающая меня «Волга» могла там ночевать при надобности. Стоит ли она там сейчас? Нет, не стоит. Пока там доски, шифер для дачи. Временно.

А вот в третьем гараже, — Василий Иванович приободрился, — том, что у чкаловцев, в нем намечалась ее основная стоянка. Но... — Боровец подобрал под себя коротенькие ножки. — ПТУ разрешило «Волгу» держать в их теплом гараже, а в наш они свою грузовую определили.

Мебельные гарнитуры, хотя и за наличные деньги, но по особым, выдававшимся предприятиям талонам, тоже достались Боровцу, заместителю главбуха и экономисту Фадиной. А вот один из мотоциклов «Урал» Василий Иванович соблаговолил продать своему заместителю Арефьеву. Два купила киевская родня.

— Предназначались прорабам на участках, но у тех не оказалось прав, — сокрушенно разводил руками Василий Иванович. — Пришлось отдать частникам.

В подобном духе начальник управления ответил еще на несколько вопросов.

На улице внезапно подул сильный ветер и ударил крупный весенний дождь. Пантюхов прикрыл окно. Он решил выяснить последнее, что его в данный момент интересовало, — о пенсии жены Боровца.

Но едва разговор зашел на эту тему, Василий Иванович насторожился, занервничал. И Пантюхов решил заканчивать допрос. От него не ускользнуло, с какой стремительностью Боровец взял предложенную ему ручку, бегло пробежавшись по тексту, подписал протокол.

Глава 3

Капитан наскоро перекусил в столовой и поспешил к себе. В коридоре возле двери кабинета его уже дожидалась жена начальника управления.

Уже впустив Клавдию Михайловну в комнату, Пантюхов разглядел ее и удивился, насколько резко она отличалась от мужа. Тот самоуверенный, краснощекий, а эта — какая-то потерянная, с болезненным лицом. Кутается в коричневый плащ, хотя и на улице, и в кабинете сегодня тепло.

— Скажите, ради бога, что случилось с Васей? — Клавдия Михайловна поднесла платок к глазам. — Приходили ваши сотрудники, предъявили ордер на обыск... — голос ее начал дрожать. — Перерыли всю квартиру. Я не знаю, что и подумать. — Она откинула со лба поседевшую прядь волос. — Дома ребенок. Ему четырнадцать лет. Он все замечает.

— Пожалуйста, успокойтесь, — Пантюхов видел — горе этой женщины было искренним. — Я не могу сейчас посвящать вас в материалы следствия. Могу только сказать, что вопрос серьезный. Касается финансовой дисциплины на вверенном вашему мужу предприятии. — При этих словах Клавдия Михайловна стала бледнее мела. Капитан видел, как мелко-мелко подрагивает ее голова.

— Поэтому... — Пантюхов дал ей возможность немного прийти в себя, — от правдивости показаний вашего мужа и ваших зависит многое. Ложными ответами вы не только усугубите вину супруга, но и на себя навлечете ответственность по закону. В разъяснении данного пункта вам придется расписаться в протоколе.

Клавдия Михайловна почти спокойно ответила на обязательные вопросы. Кто, где, откуда. Рассказала, как познакомилась с Васей еще на фронте и про первые послевоенные годы.

Долгое время, правда с перерывами, работала в детском саду нянечкой. В последние годы трудилась... аккумуляторщиком на красноярском отдельном участке, подчинявшемся Новосибирскому спецмонтажному управлению.

От внимания Пантюхова не укрылось, что при описании этого периода своей трудовой деятельности лицо Клавдии Михайловны слегка порозовело. Речь ее стала сбивчивой, довольно невнятной.

— Выходит, вы работали в подчинении у мужа? — жена Боровца перестала подрагивать головой.

— Ну... не в прямом же, — она тоскливо посмотрела на дверь кабинета. — Через прорабов. Это когда Вася руководил красноярским участком. А потом его вообще в Новосибирск перевели.

Значит, до переезда в Красноярск жена Боровца трудилась нянечкой, иногда меняла эту работу на должность кассира в бане. А в последние, предпенсионные, годы осилила нелегкую специальность аккумуляторщика, но, главное, где — у мужа под крылышком! Здесь есть о чем подумать.

— И сколько же вы получали в красноярском спецучастке?

— Двести тридцать, двести шестьдесят рублей в месяц. — Клавдия Михайловна поежилась, плечи ее безвольно поникли.

— И жили в это время отдельно от семьи — муж с сыном в Новосибирске, а вы в Красноярске? — капитан почувствовал, что жена Боровца вот-вот заплачет.

— Я иногда сюда приезжала, — ответила она, понурив голову.

По поводу двенадцати тысяч рублей, оказавшихся на срочных счетах сберкнижек, обнаруженных у них дома при обыске, жена Боровца ничего вразумительного сказать не смогла, хотя счета были на ее имя и открыты в последние годы.

— Не понимаю, как образовалась такая сумма, — только и выговорила она. Лицо ее страдальчески сморщилось. — Муж в аванс приносил сто рублей и в получку двести — двести десять. Тратили на хозяйство, сыновьям помогали, но все равно кое-что удавалось откладывать... Нет, сейчас не могу точно пояснить, как набралась эта сумма.

Пантюхов еще раз просмотрел ее анкетные данные и, остановившись снова на одной из последних строчек, решил рискнуть.

— Клавдия Михайловна, а что, у Василия Ивановича раньше не было неприятностей с органами внутренних дел? Судимости, скажем?

Оглушенная предыдущими, непосредственно ее касающимися вопросами жена Боровца не успела ничего придумать. Да вряд ли она вообще придавала этому значение.

— Была когда-то давно. Еще в Башкирии, в Стерлитамаке. Наговорил на мужа, должно быть, кто-то. Но в суде правильно разобрались, оправдали.

Пантюхов был доволен собой. Про судимость, конечно, стало бы известно и без жены Боровца. Соответствующий запрос уже сделан. Но иметь такой факт сейчас совсем неплохо.

Уже уходя, Клавдия Михайловна спросила:

— Когда же отпустите Васю?

— Это, как покажет следствие, — капитан встал, давая понять, что разговор окончен.

— А сколько оно протянется?

— Смотря как будет помогать нам в работе сам Василий Иванович, — Пантюхов взглянул на папку с протоколами допросов. И хотя он ощущал, что дело постепенно усложняется, но, отвечая Клавдии Михайловне, даже не мог подумать, что следствие затянется чуть ли не на полтора года. А за соответствующей санкцией о продлении жестко ограниченных законом нормативов в конечном счете придется обращаться в Верховный Совет СССР.

* * *

Оставшись один, Пантюхов начал снова перелистывать исписанные листки протоколов. За чтением их и застал его Карташов.

— Ну что решаем? — спросил он капитана. — Служебный день кончается.

— Будем оформлять постановление на арест, — сказал Пантюхов. — Начальник-то, оказывается, уже был судим,