Максимум внимания - Алексей Сергеевич Егиазаров

Посмотрел он на меня в упор.

— Демагогия! — кричит. — Я эти документы впервые вижу. Вы их сами состряпали.

— Возможно, — говорю. — Но вот отпечатки ваших пальцев на бумаге состряпать мы не могли. Понимаете, Степанцев? Бумаг-то вы этих не трогали?... Трогали или нет?

— Н-нет...

— Вот и хорошо. Значит, если на них окажутся отпечатки ваших пальцев, то...

— Ясно! — говорит. — Вы меня не агитируйте. Не маленький. Окажутся — тогда и поговорим!

Выдержанный оказался «художник». С крепкими нервами. Не разволновался он и тогда, когда позвонил Петя Комаров и сказал, что нашел у него в кухне на дне мусорного ведра кустарное клише с цифрой семь и листок с образцами подписей начальника отдела снабжения треста и бухгалтера.

Вместе с найденными нами чистыми бланками доверенностей, украшенных штампами и печатями с той же семеркой, и тремя незаполненными нарядами-накладными коллекция выглядела достаточно полной и даже богатой. Я на такую и рассчитывать не смел.

— Кстати, — говорю, — скажите мне, Петя, как зовут жену Степанцева?

— Зоей Ивановной.

— А фамилия?

— Антюхина.

Вот и еще один штришок. «Антипова — Антюхина». Она, выходит, и получала вещи со склада. И рисковала немногим — фамилии похожие, всегда можно сослаться, что в документе просто описался кто-то.

Составили мы с Марией Федоровной протокол, посмотрели друг на друга и улыбнулись: всё, можно ставить точку.

8

Сознался Степанцев. Убедила его экспертиза. Факты убедили. А вместо фронта пробыл он всю войну в местах достаточно отдаленных, где отрабатывал государству долг за предыдущее хищение. Предъявили мы ему справку из соответствующего органа, провели очную ставку между ним и его женой и — разошлись. Фадяшин же не был с ним в сговоре — это мы установили совершенно точно.

И вот мы с Марией Федоровной взялись за обвинительное заключение, а Степанцев, вероятно, стал готовиться к знакомому ему по прежним дням путешествию в некие места.

Напоследок прочитал я Марии Федоровне маленькую мораль.

— Вот, — говорю, — голубушка, что значит аккуратность. А вы сразу же хотели к Фадяшину с обыском идти. Поспешили бы мы с вами на собственные головы... Я, если хотите знать, в этом деле считаю нашей с вами заслугой то, что за исключением управляющего ни один человек в тресте и в гостинице до самого обыска не знал, кто мы с вами такие. Потому-то и свалились мы на Степанцева, как первый снег — неожиданно.

Вспыхнула Мария Федоровна.

— Да, — говорит. — В общем-то оно так... Но все-таки в бухгалтерии, возможно, догадывались...

— О чем?!

— Это я виновата. Они меня спросили, как проводить счета по контокоррентной книге, а я не знала... Но они не обо всем догадались! Я им сказала, что вы из министерства, а я — ваша племянница, что просто так помогаю вам, для практики. Сказала, будто вам одному трудно, потому что вы человек пожилой. Даже в некотором роде старый уже.

— Спасибо, — говорю, — за комплимент.

И остро так почувствовал, образно говоря, бремя лет на плечах. Пятьдесят три было мне тогда. Немало. Действительно, почти старик.

Впрочем, особенно огорчиться я не успел. Кстати или некстати вызвало меня начальство, усадило в кресло, угостило папиросой и...

Словом, хоть и здорово поубавилось сейчас работы по нашей специальности, но на пенсию выходить рановато. Служим.

Максимум внимания

1

Убийство!

Явление из ряда вон выходящее. Когда же совершают его среди бела дня, на лестнице густонаселенного дома, в двух шагах от отделения милиции, то это уже даже не чрезвычайное, а сверхчрезвычайное происшествие. Поэтому, передавая мне дело, прокурор предупредил:

— Прошу проявить максимум внимания. Будете работать бригадой. Вы руководитель.

— Ясно, — говорю.

— За Корзухиной присмотрите, чтобы не горячилась.

С тем и отпустил.

Собралась наша бригада — Корзухина Мария Федоровна, теперь уже не стажер, а полноправный следователь, Петр Андреевич Комаров, иначе — Пека, и я. Ждем, когда приведут Акимова. Разместились в моих апартаментах и покуриваем, мозгуем, как быть. То-есть мы с Пекой курим, а Мария Федоровна только страдает от этого. Морщится, но не решается сделать выговор — знает, что табак нам с Пекой вроде как бы помогает работать.

Убийство совершено днем, прошло всего несколько часов, а материалов уже целая гора. Тут и рапорт участкового уполномоченного, и первые протоколы допросов свидетелей, уже составленные Комаровым, и еще не просохшие фотографии места происшествия и трупа, и показания задержанного. А суть-то вся укладывается в несколько строчек из рапорта участкового: «12 июля с. г. около 13 часов на лестнице дома 10 по Горбатой улице во время ссоры с гражданином Потаповым, возникшей на почве квартирных скандалов, гражданин Акимов нанес ему несколько ударов по шее, от которых Потапов тут же скончался». Сухо. Просто. Без эмоций. И уведомление соответствующее приложено из отделения, что гражданин Акимов А. Г. содержится под стражей в камере предварительного заключения. В особой упаковке — вещественное доказательство: латунная гирька, найденная в кармане Акимова.

Молчим. Мария Федоровна по обыкновению немного нервничает. Не выдержала:

— Да, — говорит. — Подумать только — кулаком убил. Какой же он, этот Акимов, должно быть, здоровяк. Настоящий громила. Я его, знаете, ясно так себе представляю: огромного роста, кулаки, как арбузы. Как живого вижу.

Тут Пека зашевелился. Перебил кротким таким тоном:

— Завидую. Такие способности ни за грош пропадают. Надо прокурору доложить, что у нас ясновидящая объявилась — пусть порадуется.

Заспорили.

— Стоп! — говорю. — Слушай, бригада, мою команду. Отставить споры, переходим к делу.

Первым Пека спохватился:

— Есть!

— Свидетелей ко мне вызвал?

— Так точно, товарищ комбриг!

— Не паясничать! Что-то вы, друзья мои, развеселились. Не ко времени.

Посерьезнели... Мелочь, конечно, но важная — настроение следователя перед допросом.

2

Если из двух, вошедших в мой кабинет — Акимова и милиционера, — кто и походил на нарисованный Марией Федоровной портрет, так это был милиционер. Рослый, широкоплечий, угрюмый.

А Акимов как раз оказался вполне обычным двадцатишестилетним парнем — не очень высок, но и не низок, не худ и не толст. Белобрысый. В аккуратном таком пиджачке, с аккуратной латочкой на локте — искусно очень заштопано, в цвет, в рисунок. Сразу чувствуются любящие руки. Не могу сейчас сказать точно — почему, но