Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

– Вафли были вкусными. Но больше не надо.

– Мы заставим тебя признать, что эти вафли просто феноменальные, но я не это имел в виду. Пойдем.

Он берет меня за руку, мы возвращаемся к машине. Благодаря Эдриану между нами складываются теплые отношения, и есть надежда, что он будет ждать меня на той стороне переправы, которую мне еще предстоит преодолеть.

Доставая из кармана ключи, Эдриан говорит:

– Бетти Уайт хотела бы устроить для нас пикник.

– Правда?

Уважительный и романтичный. Веселый и серьезный. Эдриан – это нечто большее, о чем я и мечать не могла.

– Я возьму еду с заднего сиденья, а ты, если хочешь, достань пока одеяло из багажника.

Он нажимает на кнопку, его голова исчезает в багажнике, а звук открывающейся крышки прерывает фразу. Багажник завален всевозможными вещами. Фонарик. Один ботинок. Спортивная сумка. Несколько упаковок сушеных фруктов, которые, вероятно, выпали из коробки. И да, одеяло. Из машины доносится его голос, приглушенный шуршанием пакетов:

– Надеюсь, ты не планируешь оказаться на пятизвездочном ужине, но обещаю, что все самое необходимое я взял.

Я хватаю одеяло и замираю. Там, под одеялом, рядом с пустой бутылкой из-под воды и скомканным чеком – записная книжка. Возможно, она выпала откуда-то, когда Эдриан заворачивал за угол или резко повернул. Посреди этого грязного багажника. Она открыта на второй странице. Левая страница исписана каракулями, изображающими кактус и солнце, а на правой сверху – имя моей сестры.

– Что это? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

Эдриан выходит из-за угла, держа в руках две желтые сумки «Доллар дженерал»[299]:

– …чипсы-барбекю, сырные крекеры «Вэйлс», которые, кстати, намного вкуснее «Голдфиш», и… Что?

Его лицо испуганно вытягивается, но я уже прочитала половину страницы.

Мэдди,

лично у меня лучше получается шутить, чем быть серьезным. Я над этим работаю, поэтому подумал, что стоит попробовать написать это тебе. Ты веселая и смелая. Ты увлечена своими стихами, и мне нравится, что они дают мне представление о том, что происходит у тебя в голове. Я никогда ни о ком не хотел узнать больше, чем о тебе.

– Это не… – Эдриан тянется к записной книжке, но я резко разворачиваюсь, чтобы дочитать последний абзац. С каждым словом нож обмана все глубже вонзается в мое сердце.

Я облажался, но я никогда не хотел причинить тебе боль. Мне жаль. Я беспокоюсь о тебе больше, чем ты думаешь, и я надеюсь, что ты простишь меня, но я понимаю, что для этого понадобится время.

Эдриан

Я не заплачу. Только не из-за него. Не сейчас.

– Ты вообще собирался сказать мне об этом? – спрашиваю я.

– Я… – Он замолкает и ставит пакеты около машины.

Я пыталась пережить смерть своей сестры, меня обвиняют в убийстве, а он… Кем он был? Кем он был для нее в творческом отпуске?

– Я думала, ты хочешь чего-то настоящего, – говорю я сквозь зубы. – Я так понимаю, моя потеря памяти – удобный способ для тебя скрыть правду, не так ли?

– Нет! – решительно заявляет Эдриан. – Все не так!

– Уже не важно, – говорю я и направляюсь к выходу с парковки, запихнув записную книжку и одеяло обратно в багажник.

– Подожди, – кричит мне вслед Эдриан, закидывая вещи на заднее сиденье. – Я хочу все объяснить!

Я сопротивляюсь желанию вернуться и убегаю, срезая путь через дворы, чтобы быстрее добраться до дома. Даже если Эдриан прыгнет в машину, то не сможет за мной угнаться. Я была глупа, поверив, что кто-то захочет быть рядом со мной в этот период. Эдриан поступил хуже, чем Николь и остальные мои друзья. Их отстраненность сродни предательству, но она ничто по сравнению с тем, что сделал Эдриан. Он использовал меня, сблизился со мной только для того, чтобы скрыть правду.

Мэдди умерла, и теперь он преследует меня? Это болезнь. Кто я для него? Утешительный приз, раз уж о сестре не может быть и речи? Я готова выплеснуть на него всю свою злость. Возможное продолжение разговора разжигает гнев внутри меня.

Какой парень способен переключить свой интерес на сестру девушки, если после ее смерти не прошло и недели? И какая глупая сестра на это купится? Мне хочется кричать!

В заднем кармане звонит телефон, но я не обращаю на это внимания. Я не хочу слушать его оправдания. Поднимается ветер. Мне нужно как можно скорее добраться до дома, чтобы не блуждать в темноте. Названия улиц мне незнакомы, но я уверена, что если продолжу двигаться в этом направлении, то скоро окажусь в знакомом месте. И это все, чего я хочу. Оказаться в знакомом месте. Там, где я не буду подозреваемой в убийстве, скорбящей сестрой, брошенной дочерью или одинокой девушкой. Я хочу вернуться к тому, что было раньше.

Напряженное расписание тренировок, домашние задания и общение с друзьями – жизнь была легкой и прекрасной. Ты никогда не можешь быть готов к тому, что всего этого не станет в один момент. И не важно, сколько лекарств выпишет доктор Тельман или сколько сеансов я проведу у доктора Кремер, – этого будет недостаточно, чтобы справиться с происходящим. Ничто не поможет.

Если доктор Кремер считает, что я «в норме», то я сыта по горло. Все изменилось. Все не так, как раньше, не так, как должно было быть. Мне следует подготовиться к тому, чтобы отправиться в кампус пораньше и осенью тренироваться с командой. Мне следует собрать вещи, чтобы переехать в общежитие, и определиться с лучшей ценой на мини-холодильник.

У всех остальных было время оплакать Мэдди, но я застряла в той жизни, где оплакано все, чему суждено было случиться и чего никогда не будет, но реальность уходит в тень. И я не хочу умереть, как она, но и жить без нее я тоже не хочу. Я не хочу жить сама по себе. Я до сих пор не знаю, кто я.

Когда я добираюсь до своей улицы, солнце уже садится. Загораются фонари, становится прохладно. Я захожу домой через гараж, но мама с папой, должно быть, не слышат этого и продолжают разговаривать.

– Доктор Кремер не работает до понедельника, – доносится папин голос из соседней комнаты.

– Что мы будем делать до тех пор? Она не… – перебивает его мама.

– Я знаю. Утром мы позвоним доктору Тельману. И адвокату.

– Роберт…

– На всякий случай.

Из-за угла выбегает Физзи, возвещая о моем появлении. Когда я вхожу на кухню, у мамы от удивления отвисает челюсть, и