Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

папа сжимает кулаки. Они не хотят бросать подозрения мне в лицо, но, очевидно, считают, что я нуждаюсь в юридической поддержке. Пожалуй, я должна быть им благодарна, что они наняли мне адвоката до того, как это сочтет необходимым по- лиция.

– Мы пытались спланировать все заранее, – мама указывает на календарь, разложенный на столе среди других бумаг. – В школе проходит поминальная служба, и мы хотели взять кое-что из вещей Мэдди. Не могла бы и ты взять то, что может пригодиться?

Я замираю, затем поворачиваюсь к кладовой и открываю дверь.

– Откуда мне знать, что понадобится? И почему в кладовке нет ничего вкусненького?

Я захлопываю дверцу и перехожу к холодильнику.

– Все в порядке? – спрашивает мама.

Нет, мам, меня обвиняют в убийстве моей сестры, и теперь ты хочешь, чтобы я выбрала что-то из ее личных вещей для мемориала, чтобы все могли притвориться, что Мэдди им небезразлична?

– А может быть иначе?

Сейчас мне точно не до этого. Я достаю телефон, удаляю непрочитанные сообщения от Эдриана и кладу его обратно в карман.

– Твоя мама всего лишь просит тебя о помощи, – говорит папа. – Мы все испытываем сильный стресс, и любая помощь важна.

– Я пыталась помочь! Извините за изнурительные головные боли и необходимость прилечь на несколько часов каждый день. Поверьте, если бы я могла, я бы сделала больше.

– Да что с тобой? – спрашивает мама.

– Что ты имеешь в виду? Я задала всего один вопрос, а меня обвиняют в том, что я не помогаю.

– Мы с твоим отцом были очень внимательны к тебе всю прошлую неделю. Общались со школой, водили тебя на прием к врачу, разговаривали с полицией. Все, о чем мы просим – это немного терпения в ответ, – уязвленно говорит мама.

– Прости, что я стала обузой, – говорю я, закатывая глаза.

– Знаешь, если ты собираешься так себя вести, тебе лучше никуда выходить и не общаться с друзьями какое-то время. Тебе стоит остаться дома и больше отдыхать.

– И что это значит? Я наказана?

– Это на тебя не похоже, – говорит папа.

– Откуда тебе знать? – Первая слеза скатывается с моей щеки, а беззвучный крик пытается вырваться из горла.

– Извини… – говорит мама.

Папа кладет руку ей на плечо и обращается ко мне:

– Я знаю, что ты переживаешь трудные времена, но это не…

Его слова напоминают мне об Эдриане. Все знают, что это тяжело. Все знают, каково это.

– Вы ничего не знаете! Вы ее не знали! Никто из нас не знал! – Я указываю пальцем на папу. – Ты слишком много работал. И ради чего? Чтобы я могла играть в волейбол?

Они оба выглядят так, словно я дала им пощечину.

– Вы снова совершаете ту же ошибку. Я уже не тот человек, каким была раньше. Я не твоя та же самая дочь…

– Успокойся, – говорит папа громко.

– Вы меня не слушаете! Вы меня совсем не знаете! Вы…

– В твоих словах нет никакого смысла, – срывающимся голосом говорит мама.

– Я знаю, за кого вы меня принимаете! Я вижу, как вы смотрите на меня. Вы верите им – полиции. Вы верите, что это я ее убила!

– Пожалуйста, остановись, Мэдди!

Это имя сбивает меня с ног, как лавина, стирающая с лица земли все живое. У меня перехватывает дыхание. Мама так не ошибется, мне все равно в каком она состоянии.

Расправив плечи и выпрямившись, я отстраняюсь и пристально смотрю на нее. В маминых глазах появляются слезы, она отворачивается и бросается наверх в свою спальню, а затем закрывает за собой дверь.

Ей необязательно что-то говорить. Я все равно знаю, о чем она думает. Ей не нужны слова, чтобы сказать, что Мэдди никогда бы так с ней не поступила. Мэдди бы рассмеялась и мило улыбнулась. Мэдди была бы послушной дочерью. По крайней мере, внешне. Мама никогда по-настоящему не знала свою дочь, которая боролась с собой в дневнике, которая молчала, чтобы никто не узнал ее настоящих чувств, которая сияла достаточно ярко, чтобы люди обращали внимание на то, что она хотела. Мама никогда не знала девушку, в которую, очевидно, влюбился Эдриан.

Мы с папой стоим молча, но про себя я умоляю его накричать на меня, продолжить ссору. Все, что мне нужно, – повод для того, чтобы продолжить кричать. Лишь дыхание гнева вновь воспламенит меня. Но он падает на стул за столом, опустив голову на руки. Его плечи несколько передергиваются, прежде чем я понимаю, что он плачет. Когда я поднимаюсь по лестнице, он продолжает плакать.

Глава 24

Мэдди

25 апреля

В укромном уголке, словно освещенные прожектором, сидят Эдриан и Грейс. Тихий смех моей сестры разносится по комнате, напоминая сирену, предупреждающую меня об опасности, которую я не хочу знать.

До этого момента я думала, что все в порядке, но теперь в моей груди все застыло. Холодно. Тяжело. Беспросветно. Внезапно наступает прозрение: игривое подшучивание Грейс над ним во время прогулки, то, как она смотрит на него сейчас. Он ей нравится.

Даже в этот единственный раз, когда парень проявляет ко мне хоть какой-то интерес, она не может оставить его в покое. Она – солнце, притягивающее всех на свою орбиту теплом и светом. Осознание того, что он ей нравится, что она всегда будет лучшей версией меня, что у нее всегда будет все, чего хочу я, что мои надежды на что-то большее были наивными и глупыми, разрывает меня на части.

Я слышу хлопки, будто теплая вода льется на кубики льда в стакане. В комнате воцаряется странная тишина, будто они тоже это услышали. Оба поднимают на меня глаза и пристально смотрят. Я прикусываю губу и поворачиваюсь.

– Мэдди, – говорит Эдриан.

– Мэдди, подожди, – вторит Грейс, хватая меня за руку.

– Почему, Грейс? – Все те годы, когда меня игнорировали и не замечали, вспыхнули в моем воображении, как фитиль. Я устала быть на втором плане. – Почему ты постоянно делаешь это? – кричу я.

– Делаю что? Эдриан сказал мне, что ты злишься на него…

– Ты?! – кричу я, обращаясь к Эдриану.

– Я не сказал почему, – говорит он, делая шаг вперед.

– Мы просто разговаривали, – перебивает Грейс.

– Ты ничего не делаешь «просто», ты всегда влюбляешь людей в себя.

– О чем ты говоришь?

– Мама и папа. Учителя. Тренеры. Друзья. Все! Ты не представляешь жизни без того, чтобы тебя любили и восхищались тобой.

– Это неправда. Я…

Мой смех обрывает ее фразу:

– Ты права. Все эти годы я была полной дурой, думая,