Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Поэтому семья и помалкивает, темнит, — заметил Гущин. — Уклоняются от наших расспросов все — и отец, и мать. И новая женушка. У каждого свои причины для этого.

— А Ежова-то, горничная, нам соврала, — проговорил молчавший до этого момента Клавдий Мамонтов. — Сказала, что Колбасову уволили, когда в Германию ездили на лечение, а это было год назад. На самом деле они поперли ее оттуда, из дому, сразу. Врут они нам, даже за деньги.

— Привыкайте, Клавдий, — ответил Гущин. — Но это лишь часть проблемы. Значит, что у нас на данный момент? Феодора Заборова… Да уж. Где Пелопея могла кровь достать? Целый пакет? И неужто правда кровь СПИДом заражена? Это уж совсем запредельно… это хуже убийства. Ну, будем надеяться, что это тоже ложь, блеф — Кутайсов вон на Феодоре женился, в дом ее свой ввел, она наверняка после того случая анализов кучу сдала, проверилась. Кто у нас еще? Приятель Пелопеи — Лев Мамелюк-Караганов. Мы справки навели — его отец и правда знаменитость, дирижер и педагог, сейчас за границей преподает, то ли в Мюнхене, то ли в Гамбурге. Наверняка и сына туда увез. Так что, возможно, до бойфренда нам сейчас не добраться. Значит, пока остается только Феодора — опозоренная.

— Не только она, Федор Матвеевич, — возразила Катя. — Я вот все думаю об этом случае. Да, в поступке Пелопеи — ярость. Она отомстила подруге за то, что та закрутила роман с ее отцом, за мать таким диким образом свою заступилась. Но что, если кроме ярости в ее поступке еще и ревность? Чисто женская неукротимая ревность?

— К отцу приревновала подружку? — спросил Клавдий. — Инцест в семье? Платон Кутайсов имел интим с приемной дочкой, а затем предпочел ее подружку?

Полковник Гущин крякнул и поморщился.

— У нашей потерпевшей редкое имя, — ответила Клавдию Катя, — Пелопея… Меня, как и вас, это в первый же момент поразило. Пелопея — героиня античного мифа о царе Фиесте. Он в основном известен жуткой историей со своими сыновьями. Но у него имелась и дочь — Пелопея. Фиест получил от оракула пророчество, что он сможет отомстить за смерть своих сыновей через сына, которого родит от него родная дочь. И он выполнил предсказанное оракулом: надел маску, подкараулил дочь Пелопею во время жертвоприношения в храме и набросился на нее. Пелопея поскользнулась в луже жертвенной крови, испачкалась в ней, и такую, грязную, окровавленную, отец ее изнасиловал. Она забеременела и родила от него сына.

— Катя, на что ты намекаешь? — спросил Гущин. — На миф, что ли?

— Имена не оказывают влияния на жизнь тех, кто их носит, — возразил Клавдий.

— Порой оказывают. Я бы остереглась называть дочь Пелопеей, — ответила ему Катя.

— У Медеи из мифа тоже судьба не сахар, а ее именем часто девочек называют, — парировал Клавдий.

— О чем вы спорите?! — рассердился полковник Гущин. — Катя, объясни нормальным языком, без мифологии.

— У Пелопеи могли быть интимные отношения с приемным отцом, — сказала Катя. — Платон Кутайсов любит юных женщин, что доказал его новый брак. Он мог сам увезти дочь в Бронницы, наказать ее, отомстить за позор своей новой возлюбленной.

— И что он там с ней голой делал? Насиловал? Сделал ей ребенка? Следов изнасилования врачи тогда не нашли. И Пелопея не была беременной. Отец бил, ранил ее? Изгваздал в крови, как она Феодору?

— Он мог ее наказать, жестоко отомстить, — не сдавалась Катя. — Знаете, как корабль вы назовете, так корабль и поплывет. Но дело не только в ее имени. Она не родная дочь Платону Кутайсову. Инцест и все вытекающие из него последствия между ними возможны.

Катя вспомнила Платона Кутайсова в разорившемся ресторане на Большой Ордынке. Клоуна-менеджера, сыпавшего скороговоркой, запах стружек. Ту встречу она восприняла как некий фарс. А сейчас вспоминала лицо этого человека — приемного отца… Фиеста… Загорелый, отчаянно молодящийся мужик, старающийся изо всех сил выглядеть по-юношески бодро. Мужчина, пытающийся обмануть время. И две бывшие школьные подруги — дочь, потерявшая память в результате аварии и шока, и опозоренная новая жена, чей публичный позор не стал препятствием для брака.

— Ладно, поздно уже, — устало подвел итог Гущин. — Завтра установим место работы их бывшей парикмахерши на Патриарших. Вы подключитесь, как только мы наведем справки.

— Катя, дождитесь меня, — попросил Клавдий. — Я с утра в Бронницах. Мне там надо кое-что проверить. А потом мы с вами вместе навестим парикмахершу.

Глава 26

Жанет

На сбор информации о парикмахерше Ираиде Гарпуновой полковник Гущин дал своим сотрудникам время до обеда, поэтому Катя на работу не торопилась. Она выспалась всласть за все эти лихорадочные дни. Долго валялась в постели, принимала душ, пила кофе, завтракала. Думала.

Дело представлялось ей раковиной, выброшенной на берег, которая лишь после значительных усилий начала медленно приоткрывать свои створки, и оттуда потянуло чем-то гиблым, пропитанным ароматом смерти, словно давно сгнившая, погубленная плоть настойчиво требовала отмщения, но пока не хотела являть себя миру.

Парикмахершу нашли среди работавших в «Барберруме» стилистов — Мария Колбасова не обманула, Ираида Гарпунова действительно устроилась в мужской салон маникюршей.

Клавдия Мамонтова все еще где-то носило, и Гущин позвонил ему на мобильный. Мамонтов сказал, что договорится с Гарпуновой о встрече сам, и попросил номер телефона в салон. Катя не вмешивалась в этот процесс, ждала.

Через полчаса Клавдий перезвонил ей. Она не давала ему свой номер, это, видимо, сделал полковник Гущин. Клавдий сказал, что все еще в Бронницах, а парикмахерша согласилась продать информацию, однако ждет их к себе лишь вечером, после восьми — в это время салон уже закрывается, а она еще и подрабатывает там уборщицей время от времени.

Весь остаток дня Катя провела у себя в Пресс-центре, занимаясь текучкой, которой накопилось столько за эти дни! Просмотрела почту, отправила срочные ответы по электронке, проглядела сводки происшествий, отмечая для себя на будущее что-то интересное и полезное.

Ничего интересного.

Дело Пелопеи и мертвых, зарубленных топором, занимало ее всецело.

В семь приехал Клавдий Мамонтов, чем-то то ли встревоженный, то ли озабоченный, то ли удивленный.

А в начале девятого они уже высаживались из его внедорожника на Патриарших, у так хорошо знакомого розового дома. «Барберрум» располагался на противоположной от Малой Бронной стороне пруда. Уже стемнело и по всем Патрикам зажглись фонари, замигала неоновая реклама бутиков, баров и кафе. Но вечерний питейный бум кипел на Малой Бронной и Большом Патриаршем,