Последний кайдан - Элла Чак

Вот почему мои ощущения, усиленные храмом, так мне досаждали. Когда Оками вручал мне стрелы, я чувствовала, что он врёт, что скрывает что-то, что знает больше, чем все мы.

– Оками! – перекричала я вой чёрных вихрей вокруг самурая. – Я чувствую твои страх и стыд! Ты соврал нам! Ты нас обманул!!! Ты привёл нас сюда, потому что знал, что Призрачный самурай получит нас, запертых в шкатулку с бантом из сотой свечи!

Касуми отвернулась от самурая.

– Сенсей, скажите, что это не так!

Оками переступил через Нобутаку и встал спиной к самураю. Он словно пересёк невидимую границу, оказавшись на стороне врага.

– Я говорил, Касуми, только правду. Ты не должна любить меня. Я привёл вас, потому что моим перерождениям известны слова свитка. Записанное в нём происходит сейчас. Вы все должны были оказаться здесь. И я тоже, – чуть слышно добавил он. – Иначе игру не остановить. Впервые за пять столетий наступит истинное Лето Красоты. Если упустить шанс остановить игру, людские несчастья продолжатся ещё на пять столетий.

Уже не понимая, чья боль разрывает мою душу, я вышла из строя и закрыла собой Нобутаку.

– Мышеловка, – улыбнулись мои губы. – Отличная стратегия, оборотень! Ёкаеловка!

– Так предначертано, – ответил он. – К чему противиться?

– Чтобы выжить! – оглушил зал мой крик. – Ты, может, тысячу лет пожить успел, а мы примерно по семнадцать, и нам бы ещё хотелось!

– Я говорил тебе… Нацуми: выжить и не умереть – не одно и то же, – напомнил он и посмотрел на меня взглядом Киро, пробуя добавить мыслями: «Пойми, я делаю всё, что могу!»

– Тогда попытайся сделать и то и другое! – крикнула я друзьям, натянув тетиву. – Я тоже сделаю всё, что могу! Защищайте свечу! Аякаси здесь, чтобы её потушить!

Трое нурарихёнов атаковали первыми. Они обстреливали Призрачного самурая со скоростью, не поддающейся человеческому глазу, тогда как Хатиро на крыльях тэнгу выбрал целью белую шкуру оборотня. Представляю, с каким наслаждением он целился в него когтями, стремясь выколоть предателю глаза.

Приняв облик человека, Оками отвернулся от меня. Он стоял спиной, пока я упирала в его белое кимоно сразу четыре стрелы.

– Оками, не делай этого! Прошу тебя, вернись! Встань на нашу сторону! – Мой голос дрожал, разрывая тишину. Я умоляла, надеялась, цеплялась за остатки веры. – Ты не такой… Киро бы никогда нас не предал!

Он обернулся медленно, словно каждое движение давалось ему с трудом, словно в его душе бушевала буря. Его плечи дрогнули, но взгляд оставался холодным, отстранённым.

– Ты поймёшь меня… и простишь, – тихо сказал он. – Простишь за то, что я не смог рассказать тебе правду.

– Какую правду?! – в отчаянии выкрикнула я.

– О том, кто мы такие. Кто ты такая. Кто такие Хатиро, Касуми… и я.

Я покачала головой, не желая верить его словам. Слёзы застилали глаза, но я упрямо держала лук наготове. Даже если всё вокруг погрузится во тьму, даже если меня захлестнёт боль, я не позволю себе дрогнуть.

– Ты не станешь моим врагом! Оками, пожалуйста! – Мой голос сорвался на крик.

Он сделал шаг, и в его движениях было что-то обречённое. Его слова звучали глухо, будто издалека:

– Нацуми… выбора нет. Только долг. Один-единственный долг. Мне жаль… жаль, что иначе быть не может. Если бы я мог… Я бы спас тебя. Я бы дал вам всем прожить ещё пять раз по семнадцать лет.

– Но ты не можешь… – Мой голос стал почти шёпотом.

– Не вини себя. И не вини меня.

– Тогда кого? Кого мне винить?! – Гнев и боль разрывали меня изнутри.

– Наших предков. Тех, кто совершил злодеяние пять веков назад. Тех, кто убил хранителя священной рощи, украл сто храмовых свечей и свиток с кайданами. Мы – расплата за их грехи.

Пальцы дрожали. Указательный вонзился в губу так сильно, что я почувствовала вкус крови. Лук натянут слишком туго, древко впивается в ладонь. Я держала его так, словно это была дверь, за которой скрывался весь хаос мира ёкаев. Но за древком был только Оками – его лицо, разделённое надвое моими слезами.

Я сделала шаг вперёд, и стрелы ещё глубже впились в ткань его кимоно. Теперь я целилась прямо в его сердце. Одно мгновение – и дрожь моей руки могла бы превратиться в смертельный выстрел.

– Ты прочитал свиток до конца? Скажи! Поклянись! – Мой голос стал острым, как натянутая тетива.

– Никто не может прочитать свиток до конца, – ответил он спокойно. – Его прочтёт лишь тот, для кого он написан.

– Для кого? Для кого он написан, Оками?!

Его взгляд стал мягче, но от этого было только больнее.

– Для тех, кто «не умрёт». Ты знаешь. Ты уже ощутила эту жажду… Ты боишься признать правду. Боитесь все вы. Но ты единственная знаешь.

– Нет… Это неправда! Я не могу быть этим… этим монстром! Не могу!!!

Мои руки дрожали сильнее прежнего. Лук казался неподъёмным. Стрелы дрожали вместе со мной, а слёзы обжигали лицо огнём, который пылал где-то внутри меня. Оками протянул руку, коснувшись моего локтя. Его прикосновение было мягким, почти нежным.

– Ты можешь… Только ты одна можешь всё завершить… моя Нацуми.

Он приблизился ещё ближе. Я видела, как наконечники стрел разрывают белоснежную ткань его кимоно. Четыре капли крови упали на землю, образуя круги – один за другим. Четыре круга… Хатиро, Касуми, Киро и я. Мы были связаны этой кровью.

– Прекрати! Нацуми, остановись! – Голос Касуми прорезал воздух отчаянным криком. – Ты убьёшь его! Если ты выстрелишь… тогда… тогда я убью тебя! Слышишь?! Я убью тебя, Ито Нацуми!!!

Оками протянул ко мне руку ещё раз, но я отступила назад на едва заметный шаг, не дав ему прикоснуться ко мне. Его пальцы замерли в воздухе. Тогда из них выскользнули когти – длинные и острые, как у волка. Он провёл ими по моим волосам нежно и осторожно.

– Делай то, что должна.

И я сделала.

Четыре стрелы вырвались из лука одновременно с криком Касуми и ударили Оками прямо в грудь.

Тут же четыре лязгающих звука разорвали тишину, отозвавшись эхом в стенах хондэна. Мои стрелы, выпущенные с отчаянием и яростью, не достигли своей цели. Они ударились о невидимую преграду и упали к моим ногам, словно мёртвые дрозды, которыми так и не поужинал волк. Волчье нутро осталось нетронутым. Конечно, они не могли его ранить. Он сам их выстругал, и они не могли ранить создателя. Его магия была сильнее моей веры. Ловко же он меня провёл!

Но