Последний кайдан - Элла Чак

– Нет! Это невозможно! – Касуми кричала в отчаянии, глядя на то, как молнии Оками поражают меня, а не её.

Я слабела под ударами молний Хатиро и Оками. Но для Касуми этого было недостаточно.

– Волчья шкура! – закричал Хатиро с яростью. – Ты любишь мою Нацуми!

– Нацуми! Очнись! – взывал Оками ко мне. – Защищайся! Используй стрелы! Они смогут остановить молнии!

– Да! Стреляй в него! – поддержал Хатиро. – Дай по носу этой псине!

– Ты сказал, что никого не любишь! – Её голос дрожал от гнева и обиды.

Прицельный удар Касуми попал волку прямо в морду.

– Ты сказал, что не умеешь любить! – Она продолжала атаковать, рыжие искры сыпались теперь с хвоста.

– Ты обманул меня! Ты любишь её! Любишь Нацуми!

– Я пытаюсь убить её! Если ты не заметила! – огрызнулся Оками. – Могла бы быть благодарной за то, что она получает больше молний, чем ты!

Её оранжевый шар отбросил Оками далеко назад, к границе сосновых пиков. Я выдохнула на мгновение.

– Послушайте… – Голос Хатиро прозвучал неожиданно спокойно. – Почему Нацуми никого из нас не атакует… Она никого не любит? Нам повезло?.. Наверное… да?

Но как только эти слова сорвались с его губ, меня дёрнуло. Сначала разок. Потом ещё раз. Невидимая сила потянула меня по воздуху прочь от Оками и остальных. Поток воздуха кружил в вихре, бросал подвластное ему тело из стороны в сторону. Я пыталась ухватиться за что угодно: за облака, за воздух вокруг… Хоть за что-нибудь! Пусть бы я врезалась в скалу или запуталась в паутине небесных нитей – лишь бы это прекратилось!

– Мико! – закричала я в отчаянии. – Мико! Не дай мне это сделать! Умоляю тебя! Убей меня!

Сбывалось её пророчество: я просила её лишить меня жизни.

Но ответа не последовало. Она не могла убить меня. Меня должен был уничтожить только тот, кто меня любит… так же, как и я могу уничтожить только того, кто дорог мне.

Меня несла эта сила туда, где я совершу убийство. И после этого… после содеянного… я разрушу всё до основания! Выпущу столь мощных ёкаев, что ни одна живая душа не укроется от моего праведного гнева!

22. Лето Красоты

Та, что оставляет цветы сакуры на сухих ветвях

Удар. Стекло. Я врезалась в окно и оказалась внутри дома.

Не знаю, сколько прошло времени, как долго меня тянул магнит к тому, кто будет мёртв после нашей встречи.

Сев на корточки, я подняла осколок. На втором этаже послышались голоса.

– Кто там?

– Звони в полицию! У нас воры!

Скрипя зубами, я призвала пауков:

– Цутигумо! Приказываю вам свить сеть и женщину с мужчиной замотать в коконы!

Под ногами задрожал пол. Два паука разрушили его и проникли в гостиную. Они явились на зов, и я добавила, поняв, что они просят:

– Нет! Жрать их запрещаю! Обезвредить и связать!

Пауки скрылись на втором этаже, и после коротких выкриков стало тихо. Я поднялась по лестнице. Справа от меня в проёме сёдзи виднелись два болтающихся кокона. Мужчина и женщина висели вниз головой, но они были живы, только рты перетянуты паутиновой нитью.

Я отодвинула тонкую перегородку и вошла в соседнюю спальню, освещаемую ночником.

– Прошу!..

Я сдавила стекло сильнее. Кровь закапала на мои голые ноги. Каждая капля приземлялась туда, где располагались коричневые родимые пятна. У колен меньше, возле стоп больше, пока они не сливались в единую массу на моих босых ступнях. Вот что это были за родинки – отметки, следы, оставленные моей собственной кровью. Я бы не пожалела её всю до последней капли, только бы рука продолжила ранить себя, только бы я не тронула мальчика, мирно спавшего, единственного, кого я всю жизнь любила, – моего братика Анихико.

– Нацуми… – раздался голос мальчика, – сестрёнка…

– Хи-тян… – выдавила я, пытаясь скрыть рыдание. – Хи-тян… уходи… прошу тебя! Послушай, ты должен убежать! Беги к соседу, Оя-сану! И ни за что не открывай мне дверь!

– Нацуми! – не услышал он или проигнорировал всё, что я велела сделать.

Анихико бросился ко мне с объятиями, и, чтобы он не испачкался моей кровью возле колен, я подняла его свободной рукой. Ноги его обвились вокруг моей талии, Хи-тян крепко меня обнял вокруг шеи.

– Нацуми, я скучал по тебе! Ты мне снилась! Много раз снилась!

– И я скучала, Хи-тян, братик мой…

Моя рука с осколком вытянулась и поднялась за его спиной.

– Во сне ты была взрослой! А ещё знаешь что?

– Что?

– Ты делала цветочки! Красивые! Синие! Они из твоих пальцев появлялись. Ты сделаешь для меня такие же, Нацуми? Сделаешь для меня синие цветочки?

– Да, Хи-тян… Я сделаю всё, что ты попросишь.

Я слышала стук его сердца, прижатого к моему, и в голове билась только одна мысль: «Убей! Убей его! Убей! Проткни его шею стеклом!»

По щекам текли слёзы. Хи-тян положил голову мне на плечо и зашептал слова какой-то песенки. Он покачивал одной ногой. Его дыхание высушило мои слёзы. Я уставилась на свою занесённую за спиной Анихико руку.

«Прошу, нет! Воткни стекло в себя, Нацуми! Не убивай брата!» Но ничто не принадлежало мне. Ни рука, ни мысли, ни сила внутри моего тела.

Ни голос, раздавшийся рядом.

– Нацуми…

Рука опустилась мне на плечо, и я зажмурилась.

– Останови меня! Отгрызи мне локоть, оборотень! Не дай мне сделать это!

Дремлющий Анихико был между нами. Оками встал так, что я могла смотреть на него, но я не открывала глаз. Моя окровавленная рука ходила ходуном из стороны в сторону, пока я продолжала бороться и протыкать осколком свою кожу, а не шею братика.

– Я люблю тебя… Нацуми, – произнёс Оками и положил свою ладонь поверх моей с осколком. – В каждом перерождении я люблю тебя.

– Неправда! Ты этого не знаешь!

– Киро не знает, но память Оками не ошибается.

Ко мне приходило осознание его слов. Он пытается спасти ребёнка! Если он любит меня, а я его, то лучше погибнем мы с ним, чем Анихико.

– А я… в тех перерождениях… я тебя любила? Я люблю тебя?

Его ладонь сжала сильнее мою окровавленную руку. Красные капли напитали его белое кимоно и сделали его мгновенно алым до самого пола. Оками приблизился к осколку и коснулся его края своей шеей.

– Ты знаешь ответ, Нацуми. Ты знала его все пять столетий.

Распахнув глаза, я посмотрела на него. Не как на