Изъян - Алекс Джиллиан

Инстинкт сохранения кричит, что сопротивляться нельзя. Требует затаиться, слиться с простынями, исчезнуть. Тело замирает, скованное ужасом. Не таким, как внизу, когда я стала свидетельницей жуткого сектантского действа с обнажёнными участниками, клеймением, сексуальными практиками и псевдо-духовной истерией.

Тот страх был отражением шока, отвращения, внутреннего протеста, но я не видела проявления насилия или открытой агрессии. Ни на одном этапе оккультного ритуала. Только добровольное подчинение, массовый психоз, возможно, подпитанный не только внушением, но и запрещенными препаратами.

Но сейчас передо мной не толпа — один человек. Один взгляд. И в нём безмолвное превосходство, абсолютное право на меня. Он раздевает не руками, а глазами, медленно, методично, с ужасающе спокойным интересом. По коже снова прокатывается волна дрожи, мышцы наливаются свинцом. От подступающей паники перехватывает горло.

Что-то не так…

С ним что-то не так.

— Саш, я хочу домой. Давай уедем… пожалуйста, — с трудом выговариваю слова, сердце сжимается до размера горошины, в ушах гремит пульс.

— Домой сейчас нельзя, — отрезает он резким отчужденным тоном.

Александр делает шаг вперёд, вплотную приблизившись к кровати.

— Сними халат, — хлесткий бескомпромиссный приказ заставляет меня вздрогнуть как от пощечины.

Лицо вспыхивает, но не от жара, а от глубинного ужаса. Того, что прячется под кожей, в самых потаенных слоях памяти. Грудь стягивает паникой. Виски ломит от скачка давления. Я открываю рот, чтобы хоть что-то сказать, спросить, возразить, но могу выдавить ни звука.

— Сними, Ева, — с нажимом повторяет он.

— Не могу… — почти беззвучно выдыхаю я.

— Это не просьба, — под его правым веком дергается нерв, губы кривятся в опасной, жуткой усмешке.

— Что ты собираешься делать? — спрашиваю дрогнувшим голосом.

— То, что тебе не понравится, — в обсидиановых глазах мелькает отблеск чего-то хищного и чужеродного, создавая леденящее ощущение того, что в этот момент на меня смотрит кто-то другой. Тот, кто слишком долго прятался в кромешной тьме. Молчал. Изучал. Ждал. — Но понравится мне, — добавляет он бездушным тоном.

Тревожная сирена вопит на полную мощь, но в голове вдруг что-то щелкает, вырубая встроенные в подсознание предохранители. Всё замирает. Тьма подступает со всех сторон, подталкивая к краю пропасти.

И я подчиняюсь.

Не знаю, как это объяснить…

Помутнение рассудка, состояние аффекта, больное мазохистское любопытство. Или, может, где-то очень глубоко внутри во мне все еще живет ошибочная уверенность, что он никогда не причинит мне вреда?

Не разрывая зрительного контакта, я трясущимися пальцами развязываю пояс и в две секунды избавляюсь от халата. Он проходится по моему обнаженному телу тяжелым темным взглядом, заставляющим каждой клеточкой тела ощутить свою наготу.

Беспомощность. Уязвимость. Слабость.

Он словно препарирует меня, заглядывая внутрь, в голову, в мысли, под кожу, утверждая свое превосходство, оставляя незримые метки. Я больше не дрожу, достигнув той точки напряжения, после которой наступает полное оцепенение.

— Умница, — поощрительным тоном мягко произносит муж, но за этой нарочитой мягкостью скрываются отравленные шипы. — А теперь ложись на спину и вытяни руки вверх.

Я безропотно выполняю очередной приказ. Почти не дышу.

Не верю, что сделала это.

Не понимаю, почему не кричу.

Почему не вырываюсь, не ползу к двери, не впиваюсь ногтями в его лицо, не луплю кулаками по грудной клетке, требуя очнуться.

Я должна.

Обязана.

Но ничего не делаю.

Нечто необъяснимое удерживает меня на месте, вынуждая играть по его правилам в обход собственных желаний.

— Ты же не сделаешь мне больно? — через силу выдавливаю я. Голос срывается, горло сдавливает спазм.

Саша улыбается. Жутко. С наслаждением.

— Я — источник твоей боли. Забыла? — безжалостно напоминает мои недавние слова, сказанные на эмоциях и в сердцах.

Доля правды в них была, но… Сейчас речь о чем-то совсем другом.

Александр медленно подходит к комоду. Достаёт что-то из ящика, снова разворачивается и идет к кровати. Сердце беспомощно трепыхается в груди, когда я замечаю в его руках моток широких белых бинтов. Ряд пугающих ассоциаций яркими вспышками проскакивает перед глазами.

Он хочет меня связать?

Использовать марлю в качестве кляпа?

Задушить?

«— Это расследование — для тебя всего лишь предлог. В глубине души ты понимаешь, что цель была совсем другой.»

«— И какой же?»

«— Тебе нужно подтверждение, что убийца — не он.»

Обрывки диалога с Хартом врезаются в череп, как гвозди.

А если все-таки — он?

Что тогда?

— Успокойся, Ева, — почувствовав, что я в шаге от нервного срыва, жестко требует муж.

Он садится на кровать справа от меня. Матрас пружинит под тяжестью его тела. Я нервно сглатываю, кровь бросается в лицо, конечности леденеют.

— Дыши, — его ладонь опускается мне на горло, ласково поглаживая кожу кончиками пальцев. — Правила всего два. Не двигайся. И молчи. Запомнила?

Я заторможенно киваю, рассмотрев в его глазах голодный жестокий блеск. Так смотрит хищник на свою парализованную ужасом жертву за миг до того, как вцепиться ей в глотку.

Господи… надо бежать. Нельзя просто лежать и ждать, пока он…

— Станешь сопротивляться, будет больнее. Поняла? — предупреждает он, считав мои мысли. — Лучше не провоцируй и отделаешься легким испугом.

Легким? Что в его понимании «легкий испуг»?

Быстрая смерть?

— Я не собираюсь тебя убивать, — он снова беспрепятственно пробирается в мою голову. — Не так давно ты утверждала, что с тобой я могу быть настоящим. Посмотрим, вывезешь ли.

— Не надо, пожалуйста, — жалобно хриплю, не узнав собственный голос.

— Молчи! — резко бросает Александр. — Второе правило, Ева. Не стоит их нарушать.

Дрожь возвращается, когда он начинает методично и аккуратно фиксировать мои запястья к изголовью. Плотно и туго. Движения точные и уверенные, как у хирурга, выполняющего привычную процедуру. Саша не смотрит мне в глаза, сосредоточен исключительно на узлах. На контроле.

Закончив с руками, он перемещается к изножью и привязывает мои лодыжки к столбикам кровати. Поза пошлая и максимально открытая, но смущение — это последнее, что я чувствую сейчас. Мозг тонет в страхе и панике, бинты впиваются в кожу, причиняя легкую боль. Я задыхаюсь, пытаюсь втянуть воздух, но кислород застревает где-то в грудной клетке.

Все еще не верю, что я не брежу и происходящее — не дурной сон. Но когда Александр снова склоняется над моим лицом и, свернув остатки бинта жгутом, закидывает мне на шею петлю, иллюзий не остается.

Концы бинта он аккуратно укладывает на моей груди, расправляя их, словно декоративный аксессуар, а не символ полной зависимости. От его воли. От его желаний. От его тьмы.

Зажмурив глаза, стискиваю зубы, чтобы не застонать. Не закричать. Не заплакать.

Хрупкая надежда умирает. Мир меркнет. Он действительно делает это со мной.

— Посмотри на меня, — требует