Изъян - Алекс Джиллиан

Качнувшись вперед, Ева едва не рухнула лицом в пол, но успела вытянуть руки, смягчив падение. Взгляд замер на разбитом зеркальце. Губы задрожали от глухой обиды, закипевшей в груди.

Она поползла к нему, царапая коленки об мелкие осколки и оставляя за собой липкий кровавый след. Стиснув зубы, девочка терпела боль, чтобы не привлечь внимание страшной злой женщины в красных туфлях, которая все еще была здесь. Близко.

Пока Ева валялась в отключке, она не позвала на помощь, не пыталась привести в чувство, а вернулась к развлечению, от которого была вынуждена ненадолго отвлечься. Краем зрения Ева улавливала на кровати ее обнажённую спину и копну белокурых волос. Интуитивно она понимала — там происходит нечто отвратительное и мерзкое. И боялась вглядываться. Не могла. Инстинкт кричал: «Не смотри».

Матрас то и дело скрипел. Белые путы, натягиваясь, трещали и рвались. Кто-то хрипел, тяжело, беспомощно, сдавленно.

«Я не буду смотреть. Просто заберу свой сломанный подарок и уйду. Никто не заметит», — повторяла Ева про себя, тихо пробираясь вперед.

В ушах все еще шумело от пощечины, приглушая все внешние звуки. Туман расстилался перед глазами, пульсируя в такт сердцу. Но несчастное зеркальце она видела чётко.

Оказавшись в опасной близости от постели, Ева прижалась к полу, вытянула руку вперед и почти схватила его, но поранившись об очередной осколок, рефлекторно отдёрнула пальцы. Задержала дыхание и прикусила губы, чтобы не застонать.

— Отвали от меня, сука, — девочка услышала яростный рык, раздавшийся со стороны кровати. — Я тебя убью. Поняла? Сожму твою глотку и буду держать, пока ты не сдохнешь.

Ева замерла, затаилась. Она знала, кому принадлежит голос. Саше, старшему брату Ильи. Это он лежал, связанный на кровати, а страшная женщина сидела на нем, и это все казалось до омерзения неправильным. Ева понимала, что парень наверняка видит ее, но почему-то не сдает, перетягивая внимание на себя.

Светловолосая ведьма откинула голову назад и громко расхохоталась, как безумная злодейка из страшных сказок. А затем замахнулась и ударила его. Сильно, наотмашь. Что-то хрустнуло, булькнуло, парень захрипел, выплевывая матерное ругательство.

Ева вскинулась, подняла голову, уставившись туда, куда поклялась не смотреть. Бледная кожа взбесившейся ведьмы резко контрастировала на фоне его — смуглой с уродливыми гематомами, покрывающими его грудную клетку, руки и плечи сплошным черно-синим пятном. Глаза девочки расширились от шока, дыхание перехватило, пальцы рефлекторно сжались в кулаки.

— Тебе же нравится, мерзкий грязный лжец, — прошипела женщина и схватила парня за волосы, натягивая белую полоску на его горле. Он яростно дернулся, на зафиксированных запястьях проступила кровь. Ткань затрещала, но не поддалась. — А за свои угрозы ты ответишь перед отцом. Он вышибет из тебя всю дурь. Заставит ползать передо мной на коленях, облизывать мои туфли и скулить, как паршивый щенок.

Замахнувшись, она ударила снова, влепив ему пощечину тыльной стороной ладони. Голова парня откинулась назад, из носа потек алый ручеек.

— Ты будешь подыхать в муках, тварь, — сплюнув сгусток крови, прорычал он разбитыми губами. — Когда-нибудь его не окажется рядом… — не договорил, снова захрипел, когда удавка на горле натянулась до предела.

Какое-то время он отчаянно брыкался, а потом выдохся и затих. Женщина ослабила путы. На искаженном отталкивающей гримасой лице расползлась злорадная усмешка.

— Вот так, — ее ладонь похлопала его по щеке, приводя в чувство. — Знай свое место, жалкое тупое ничтожество. А если еще вякнешь хоть слово, мы похороним тебя здесь, под полом. И нам ничего за это не будет. Никто тебя не защитит. Никто не найдет. Понял меня?

Парень открыл черные полыхающие глаза и уставился на нее так, словно мог убить взглядом. Но он не мог… Ничего не мог.

Ева не понимала всей жуткой и отвратительной сути слов, но всем своим существом ощущала угрозу. Унижение. Жестокость. Опасность. Ее затрясло, зубы клацнули друг о друга, взгляд зацепился за металлический отблеск на полу.

Ножницы.

Те самые, которые несколько часов назад Саша вырвал из рук младшего брата и сунул в карман. Теперь они валялись поверх комка его одежды. Совсем рядом… Надо только немного сдвинуться, протянуть руку и взять. Сумасшедшей ведьме все равно не до нее, она зациклена на своей распятой игрушке, которую с наслаждением дергает за ниточки, как безвольную марионетку.

— Тео заберет меня, — скрипнул сухой, как опавшая листва, голос.

— Ты поверил, что мы тебя отпустим? — ведьма снова разразилась издевательским смехом. — После всего? Возьмем и отпустим? Да ты еще больший дебил, чем я думала. У тебя два пути — дурка или кладбище. Какой выбираешь? — еще одна звонкая оплеуха разорвала сгустившийся воздух. — Говори!

В этот момент Ева словно сорвалась с цепи. В горле заклокотал гнев, тело колотило крупной дрожью. Она вскочила. Даже не поняла как. Резко, словно выстрелившая пружина. Кровь гудела в ушах. По коже били высоковольтные разряды. Лицо горело. Внутри взрывалась неконтролируемая дикая ярость.

Сжав ножницы в руке, она без раздумий ринулась вперед. Стремительно, молниеносно… и ударила, бесцельно, инстинктивно, наугад. С недетской силой и свирепостью. Острые концы вонзились в заднюю часть шеи. Ведьма дёрнулась, изогнулась, вскинула руки, попыталась закричать, но из ее рта вырвался только сдавленный булькающий звук.

Ева отшатнулась, замерла. Сердце рвалось из груди, зубы стучали, белая пелена перед глазами стремительно сменялась багрово-алой.

Кровь.

Сначала тонкая струйка, а потом вдруг брызнула фонтаном, как шампанское из бутылки, пропитывая белые волосы, простыни, заливая лицо и грудь застывшего парня. Женщина продолжала конвульсивно дергаться и хрипеть, пытаясь вытащить ножницы из раны, но не хватило сил…

Сквозь ее пальцы неумолимо вытекала жизнь. Спустя пару секунд она затихла, обмякшее тело рухнуло вперёд, наваливаясь на Сашу.

Увиденное обожгло, как кипяток, но девочка больше не боялась. Снова шагнув вперед, она толкнула поверженную ведьму в сторону. Она никому больше не навредит, не причинит боль.

Парень не двигался. Лишь прерывисто и с надрывом дышал. Весь в крови и синяках. Он неотрывно смотрел на нее, на Еву, странным неподвижным взглядом. Пронзительным и чёрным, как сама ночь.

— Чего уставился? — нервно огрызнулась она и взялась за окровавленные бинты на его запястьях.

В ней всё ещё бушевал ураган, пальцы соскальзывали, в глазах рябило, но она не сдавалась.

Он молчал. Позволял. Смотрел.

Ева дёргала узлы, разгрызала зубами, пока не выдрала с корнем последний клочок, полностью освободив его руки.

Дальше он справился сам. С поддающимся треском рванул фиксирующую петлю на шее, затем избавился от пут на лодыжках. Действовал быстро, точно, с озлобленной решимостью загнанного зверя, готового рвать все и вся на своем