Неосновной инстинкт - Юлия Олеговна Чеснокова

я могу тебя ослушаться? — погладил он её по макушке, чувствуя ребрами сердцебиение в её груди, спрятанной тонким серебристым халатиком. Женщина посмотрела на колыбельку, потом опять на него, задрав голову, чтобы видеть лицо. Поцеловав мужчину в подбородок, она шагнула назад, потянув его за собой. Гук взял её за локти и оставил стоять на месте. — Не сегодня, ладно? — он с тоской посмотрел на широкое ложе, застеленное свежими простынями, но не мог найти в себе наглости и храбрости, чтобы после содеянного недавно броситься на его ангельски непорочную жену.

— Хочешь спать? Устал? — заботливо и без пререканий сдалась она.

— Нет, если честно, спать не тянет, — вздохнув, он взял её за руку и повёл в зал. Хотелось перебить чем-нибудь осадок и впечатления, забыть, отполировав поверх чем-нибудь отстраненным и приятным. — Давай какой-нибудь фильм посмотрим? Старый, добрый, про любовь.

— А ты выспишься?

— Мне завтра утром никуда не надо, к обеду опять поеду, — плюхнувшись на диван перед шестидесяти с лишним дюймовой плазмой на полстены, Ёнгук усадил рядом Рин, тут же уютно прильнувшую к его боку и свернувшуюся калачиком. Взяв пульт, он начал искать что-нибудь подходящее на многочисленных каналах, пока она гладила нежно его худощавое тело кончиками пальцев, положив свои колени на его ногу.

— Мы очень давно вот так не проводили время, — тихо, довольная, как кошка, протянула Херин.

— Да, — положил он руку на её плечо. — Это моя вина. Я исправлюсь, правда, — остановившись на идущей уже «Вестсайдской истории», мюзикла середины прошлого века, поставленного по мотивам «Ромео и Джульетты», Ёнгук откинулся на спинку, наконец начиная ощущать себя человеком, а не убийцей, насильником, чудовищем, в какой-то степени не лучшим, чем те, с кем он боролся. Лишь бы не потерять себя, не съехать! Сколько лет он удачно играет и сражается не только с соперниками, но и с собой, чтобы продолжать понимать, где грань, где человечность, где нужность, а где уже беспредел, перебор, наклонная. И помогает ему вот эта бесшумно дышащая фигурка, опершаяся на него, вверяющая себя ему, беззащитная, направляющая его поступки. — Рин, как ты думаешь, мы хорошими родителями будем? — она приподнялась, воззрившись на него. — Ну, я имею в виду, получится у нас из Бомми толковую девчонку вырастить? Чтоб вот прям как ты была, такая же.

— Не знаю, нужна ли нам вторая я, но уверена, что у нас всё получится. Почему ты сомневаешься?

— Так, просто… задумался о том мире, в котором живем. Кто её будет окружать? Какое влияние оказывать? Иногда представляю, как запру её подальше ото всех, чтоб никто не испортил, но это же бред. И полноценную жизнь дать хочется, и уследить, не упустить… Я всех её друзей буду проверять на благонадежность!

— Милый, не превращайся в Де Ниро из фильма про Факеров, — засмеялась приглушенно, но мелодично Херин.

— Обещай её не баловать!

— Да ты с ней сюсюкаешь больше моего! — ущипнула Гука жена, поймав его с поличным. — Тебя наказывать за это?

— Хотя бы одергивай, — поцеловав Рин, коротко и ласково, он вернулся к просмотру телевизора. Но никак не уходили прогнозы на будущее. — Можно ведь дать ребенку образование, но научить думать — как?

— Главное, чтобы она хорошим человеком стала, зачем девушке быть очень уж умной? — несмотря на то, что сама была далеко не глупой женщиной, с университетом за плечами и накопленным житейским опытом и мудростью, заступилась заранее за дочь Херин.

— Я не знаю ни одного достойного дурака, если честно, — провел ладонью по предплечью жены он, поднялся выше, запустил пальцы в её густые распущенные волосы. Как сладостно, как становится спокойно. — Невозможно быть хорошим без чего-то в мозгу. Глубина чувств прямо зависит от глубины интеллекта. Ты видела женщин в диких племенах где-нибудь на экваторе? Они же даже не пересчитывают свой выводок. Умер, не умер — не всплакнёт! Нет, иногда они соблюдают обряды и собираются бабским скопом и ноют, если кто умер, но страдают ли они так, как может страдать по-настоящему осознающий, что такое смерть и разлука человек? А в мусульманских странах? У них вообще редко горевать умеют. «Так решил Аллах», и всё! Какие нахрен чувства? Коран вместо учебников и любых знаний, и хватит. Конечно, и не все доктора наук способны к сопереживанию, любви до гроба и адекватному восприятию действительности. Но, Рин, чтобы творить добро правильно, нужно понимать, ЧТО правильно.

— Чтобы понять, как плохо другим, нужно пережить страдание самому, — серьёзнее произнесла Херин. Ёнгук сопоставил свои запросы и данность: потому его жена и такая, какая есть, что пережила страшное, трагедию юности, когда её чуть не сломали, жестоко изнасиловав. Да, страдания очищают человека, но если он хочет для дочери светлого разума и гуманности, то означает ли это, что и ей нужно позволить пострадать? Никогда в жизни он не допустит, чтобы Бомми хотя бы расстроилась, как можно? — Не знаю, право, возможно ли возделать людское сердце, — процитировала часть стихотворения древнего японского поэта женщина и перевела её мужу. — Мы не можем предугадать всё, совладать со всем. Кто-то пережил много проблем, и стал более чутким и зрячим, обращая слух к людям, а кто-то, пережив то же самое, решил, что ему хуже прочих, и стал думать лишь о себе. Это непредсказуемо, милый.

— Но если у нас будет сын, я из него выращу мужика! — сжав кулак, обозначая твердость и мощь этого решения, помотал им перед собой Гук. Мягко засмеявшись, Рин приподнялась и поцеловала его.

— И стараться сильно не придётся. Осины не родят апельсины, — намекнув на логичную природную преемственность, подбодрила она супруга и опять улеглась, направив внимание к экрану. Тревоги были отогнаны, опасения временно упорхали в дальние края. Ничего не предвещает дурной генетики и характера (хотя его батя, дедушка Бомми, конечно, та ещё падла). Но разве любовь и внимание не лечат от всего? Они с Рин были тому хорошим примером.

Получить совет легко, а вот воплотить его в жизнь порой бывает невозможно. Ёндже не очень любил общество проституток, которым обычно пользовались все холостые золотые, потому что считали некрасивым портить порядочных девушек и подавать надежды какими-либо отношениями, ведь они могли в любой момент уехать, пропасть, погибнуть, а рассказывать каждой, непроверенной пассии, кто ты, чем занимаешься и для чего никто не собирался. В таких случаях, когда надо бы, но не хочется, мужчины выпивают для азарта и храбрости, но много пить Ёндже тоже не любил. Немного вина, чего-нибудь покрепче, но опять же немного. И всегда останавливаться до той стадии, когда начинаешь вести себя так,