Видеть — значит верить - Джон Диксон Карр

– А затем вы, – взглянула на него Энн, – велели положить оба предмета на столешницу. Мистер Фейн встал, выполнил вашу просьбу, а затем вернулся на место, и с тех пор никто из нас не приближался к этому столику.

Воспоминания были настолько явственными, а факт – таким неопровержимым, что никто не сказал ни слова. Все повернулись к столику. Тот стоял как минимум в двенадцати футах от растерянных людей, собравшихся вокруг кресла.

– Только не подумайте, – Энн облизнула розовые губы, – что я вмешиваюсь в происходящее или на чем-то настаиваю. Но сами посудите: никто из нас не покидал этого полукруга. Все или сидели, или стояли, но оставались на своих местах, даже когда Вики ушла в другой конец комнаты. Доктор Рич не последовал за ней; он тоже остался здесь. Все были друг у друга на виду. К столику никто не подходил. Следовательно, ни один из нас не имел возможности подменить кинжал.

И снова долгая пауза.

– Вот именно! – не выдержал Шарплесс. – Истинная правда, как Бог свят!

Рич не без труда изобразил вымученную улыбку.

– Вы прирожденный детектив, мисс Браунинг, – заметил он, и девушка слегка покраснела. – Не могу не согласиться. Вы правы. И в таком случае…

– И в таком случае, – сдвинула брови Энн, – нельзя не предположить, что в комнату проник посторонний, а затем…

Она умолкла. Ее взгляд остановился на лице Хьюберта Фейна, и в глазах Энн Браунинг промелькнул испуг.

– Так-так… – задумчиво протянул доктор Рич.

Опиравшийся на спинку кресла Хьюберт Фейн походил на человека, с которым судьба играет злые шутки куда чаще, чем того заслуживает любое живое существо.

– Прошу, только не подумайте… – начала Энн.

Хьюберт откашлялся.

– Ваша тактичность, мисс Браунинг, – сказал он, – приводит меня в совершенный восторг, но в то же время я умею улавливать намеки. Мэм, я не убивал своего племянника. Свято заверяю, что нет на свете человека, которому я желал бы здоровья и благополучия в большей степени, чем Артуру. Да, мне пришлось покинуть эту комнату, но если не принимать во внимание мой разговор с алчным букмекером по имени…

– Погодите! – прервала его Энн, приложив кончики пальцев ко лбу. – Прошу, дайте закончить мысль!

Хьюберт ответил учтивым жестом согласия, но заметно было, что в более интимной обстановке он охотно задал бы этой девушке хорошую трепку.

– До выхода из комнаты вы не могли подменить кинжал, – сказала Энн, – поскольку вели себя так же, как остальные, и не приближались к телефонному столику. Когда вас вызвали, помню, как проводила вас глазами. Вы покинули наш полукруг, только когда отправились в коридор следом за Дейзи.

– И это тоже соответствует истине, – согласился Шарплесс.

– Сэр, мэм, позвольте поблагодарить вас, но…

– Но, – подхватила Энн, – я не понимаю, как вы – прошу, не обижайтесь! – как кто угодно мог проникнуть в гостиную после вашего ухода. Или, если посудить, в любое другое время.

Доктор Ричард Рич, похоже, был смущен быстротой, с которой эта тихоня взяла расследование в свои руки.

– Никто не мог сюда проникнуть? Не понимаю…

– Ну… Возьмем, к примеру, дверь.

– Так-так?

– Она прямо перед нами, – сказала Энн, – и ее невозможно открыть без скрипа. Мог ли кто-то войти сюда, миновать освещенное пространство, бесшумно пробраться по деревянному полу, подменить кинжал и снова уйти, оставшись незамеченным?

Все задумались над ее словами.

– Нет, – наконец ответил Шарплесс. – Это невозможно. К тому же я готов поклясться, что сюда никто не входил.

– Что насчет окон? – предположил Рич, массируя виски.

– Там скрипучий пол! – воскликнула Энн. – И задернутые шторы! И…

Задумчиво прищелкивая языком, Шарплесс направился к окнам, но остановился, когда под ногами у него скрипнул паркет, и уставился на безупречно задернутые белые шторы, после чего раздвинул их, высунул голову в одно из двух окон и сообщил:

– До земли восемь футов. У кого-нибудь найдется чем посветить?

Из выдвижного ящика в телефонном столике Хьюберт Фейн извлек фонарик. Включив его, Шарплесс поводил лучом по земле.

– Да, восемь футов, – подтвердил он, – а внизу нетронутая цветочная клумба. Сюда никто не залезал. Не говоря уже о том, чтобы отодвинуть шторы, пройти двенадцать – если не пятнадцать – футов по чертовски скрипучему полу и остаться незамеченным. Это попросту невозможно. Подойдите и взгляните сами.

Шарплесс выключил фонарик, отвернулся от окна и запустил пальцы в волосы. Рослый сердцеед в черно-красном пиджаке превратился в испуганного и озадаченного юношу.

– Но мы не виноваты! – наконец выпалил он так, словно кому-то возражал.

– Вот именно, – подтвердил Рич. – Мы определенно не виноваты. Никто из нас. И мы можем обеспечить друг другу… как это называется… ах да, алиби.

– Но кто-то подменил кинжал!

– Каким образом? – спросила Энн.

– Вы же не думаете… – Шарплесс запнулся. – Вы же не думаете, что это сделал сам Фейн?

– Зная, что его ударят настоящим ножом? – задумался Рич. – Помните, как я хотел закончить эксперимент, но покойный настоял на продолжении?

Все переглянулись.

Рич застегнул пуговицу на неопрятном смокинге и расправил плечи. Хотя он был встревожен сильнее остальных, любой сказал бы, что он, в отличие от других, полон решимости.

– Увы, мы не в состоянии продолжать этот спор, – объявил он. – Нравится нам это или нет, пора звонить в полицию. Предлагаю делегировать полномочия одному из нас. Пусть этот человек расскажет о случившемся. Что будет непросто.

– Если хотите, позвонить могу я, – вызвалась Энн Браунинг.

Все снова уставились на нее, и девушка потупилась.

– Видите ли… – неохотно объяснила она, – я… я живу в Челтнеме, но работаю в Глостере личной секретаршей начальника тамошней полиции и немного разбираюсь в подобных вещах, поскольку полковник Рейс иногда берет меня с собой. По его словам, я умею склонять женщин к откровенному разговору. – Она пренебрежительно скривила губы. – Если я свяжусь с полковником Рейсом напрямую, это упростит дело. Хотя… Вам не кажется, что уместнее будет, если об убийстве сообщит мужчина?

Рич смотрел на нее с возрастающим интересом, и даже Фрэнк Шарплесс навострил уши, хотя прежде почти не замечал существования этой девушки. На лице Хьюберта Фейна читалась сдержанная гордость.

– Милейшая леди, – жарко выдохнул Рич, – считайте, что получили эту работу. Телефон вон там. Ступайте. Но ради всего святого, объясните нам, что вы собираетесь сказать полиции!

– Не знаю, – призналась Энн, закусив губу. – Для нас дело обернется довольно скверным образом. В особенности если вызовут людей из Скотленд-Ярда. А так, наверное, и будет, ведь полковнику не захочется, чтобы действия его подчиненных послужили здесь причиной неловких ситуаций. Но видите ли, я полностью уверена, что никто из нас не виноват в смерти мистера Фейна. Однако…

– Однако, – с чувством подхватил Шарплесс, – вы не подвергаете ни малейшему сомнению еще один факт. Как и я. Ведь у меня есть глаза и уши, и я готов присягнуть на Библии и поклясться собственной жизнью, что никто не мог проникнуть в эту комнату – ни через дверь, ни через окно!

И по существу, он был совершенно прав.

Глава шестая

В библиотеке дома по соседству сэр Генри Мерривейл приступил к диктовке мемуаров.

Момент был впечатляющий. Г. М., чьи очки съехали на кончик носа, а лысина сверкала, как бильярдный шар, кое-как вместился в кресло, что стояло в окружении стен, увешанных старинным оружием из коллекции хозяина дома, и принял позу Виктора Гюго, которую считал впечатляющей, – локоть на столе, палец у виска, – пытаясь при этом согнать с лица довольную улыбку, отчего приобрел весьма чопорный вид.

– Я родился, – напыщенно изрек он, – шестого февраля тысяча восемьсот семьдесят первого года в местечке под названием Крэнли-Корт, неподалеку от Грейт-Юборо, что в графстве Сассекс.

«Проще простого», – подумал Филип Кортни.

Вторую половину дня он провел в праздности: прогулялся по Променад-стрит, выпил кофе в кафе «Кавендиш», отведал целебных вод и посетил музей, а ближе к девяти вечера, покончив с поздним ужином, сел в автобус номер три и попросил кондуктора об остановке у поворота на Фицгерберт-авеню.

Но в глубине души ему было не по себе.

На улице насчитывалось полдюжины домов. Каждый стоял на своем участке, обнесенном каменными стенами высотой по мужское плечо. Минуя квадратный белый дом, по всей видимости принадлежавший Артуру Фейну, Кортни остановился и оглядел фасад.

Света в окнах не было. На неподвижные ветви деревьев легли теплые летние сумерки.

Кортни задумался, как дела у Фрэнка Шарплесса и почему любовь играет с мужским