Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Тишина стояла такая, что был слышен заполошный стук собственного сердца. У Александра наконец-то перестало рябить в глазах от яркой вспышки — тут, на глубине в несколько десятков саженей света было мало, только одинокий фонарь возле клетки да погасший свет из мира чуди. Алексей стоял за его спиной и затаенно дышал. Больше ничего не выдавало его присутствия. Александр чуть повернул голову назад — серебро кафтана на Алексее мерцало в неверном свете и, казалось, что псы нервно скалились.

Дашков в последний раз прошелся рукой по стене, проверяя её прочность, и развернулся к терпеливо ожидающим его мужчинам:

— Спасибо, что подождали и не стали мешать. — Он рукавом вытер пот, проступивший на лбу. — Поговорим или вы сразу арестуете?

Стоявший за спиной Александра Алексей подобрался:

— А есть за то? — Надо отдать ему должное — ехидство в его голосе почти не звучало.

Дашков спокойно сел на корточки и принялся собирать обратно в рюкзак мел, склянки с кровью и бумажные пакеты с непонятно чем. Из такой позы сложно атаковать — он не боялся ареста. Или пытался их в этом убедить. Когда руки Дашкова исчезали в рюкзаке, сердце у Александра все равно чуть ускорялось: чтобы сплести атакующее заклинание боевому магу и секунды хватит. Спину согрело тепло от огненной сферы — Алешка никогда не пускал дело на самотек и всегда был готов атаковать. А еще он редко бывал в шахтах и об угрозах взрыва газов ничего не знал.

— Погаси! — резко скомандовал Александр.

— Согласен. Огонь в тоннелях — к взрывам, — подтвердил Дашков.

Тепло исчезло — Алексей прислушался к ним. Дашков затянул завязки на рюкзаке, встал, забросил его на плечо и пожал плечами:

— У Опричнины всегда найдутся причины для ареста — был бы человек. Пусть тут Тмутаракань, но новости все же доходят. Я слышал и об убийстве княгини Волковой, и о нападении на императора. Оба выглядят так, словно это совершили опричники. Но поскольку вы тут живее всех живых, то доказать последнее так и не удалось. Я же медный сокол, умею самую малость управлять землей. Я знаю, какие слухи обо мне распространяют за моей спиной: и то, что я необычайно удачлив, и то, что искал Агриков меч, и то, что лично платил рабочим в Зерновом, чтобы они устроили забастовку, снижая цену на прииски… Появилось что-то новое обо мне?

— Нет, — сухо сказал Алексей.

Александр спокойно пояснил, беря инициативу разговора на себя — в конце концов кто-то же заморочился подделкой монографии:

— У нас появились сведения о том, что вас усиленно пытаются подставить. Возможно, на вас будет совершено нападение.

— Знаю. Опоздали. Уже было.

— Расскажете? — вышел из-за Сашиной спины Алексей.

Дашков задумчиво посмотрел в потолок, потом на пол, на клетку с принявшейся вновь чирикать канарейкой.

— Да что рассказывать. Пять дней назад ко мне приходил Полоз — выбрался прямо из тьмы, совсем как вы ходите пространственным тоннелем… Эх, разгадать бы его тайну — это же государственного масштаба задача! Это же можно будет открывать пространственные тоннели всем, быстро перенося грузы или людей. Это такое удешевление транспортных расходов, это экономия времени. Это такие перспективы, что дух захватывает. И все в руках невежественных опричников — в голове не укладывается!

Александр оставил без внимания мнение Дашкова об Опричнине. Он быстро прикинул: пять дней назад — именно тогда похитили Лизу, именно тогда принялись ловить потерявших свои силы после проделок Огня опричников.

— Полоз чуть погонял меня по тоннелям, заявил, что сейчас ему не до меня — слишком много целей отследить и поймать ему дали. Сказал, что придет позднее — когда всех опричников переловит. И вот тогда уже точно меня уничтожит.

Алексей вмешался:

— Ваш медный сокол… Разве он не от Полоза получен? Только не темните — сейчас нет в этом никакого смысла.

Дашков раздраженно дернул плечом:

— Действительно, сейчас нет смысла темнить — все равно одно погибать. Так хоть умру с честью. Именно Полоз дал мне сокола. Мне было три года, когда меня похитили. Что со мной делали — я не помню в силу малолетства. Нашли меня через три дня в лесу — умирающим от малокровия. Я спал в одной яме с полозом. После случившегося сокол у меня и проявился… Сразу поясню, чтобы не было глупых вопросов: полоз все равно нападет — сила крови, которую я ему когда-то дал, слабее силы управляющего полозом артефакта. Артефакт в любой момент можно усилить хоть кровью Рюриков, хоть залить любой жертвенной кровью, хоть усилить эфиром. А меня уже так не усилить. Полагаю, вас мое нытье не интересует. Еще, чтобы не было недопонимания — нападение на императора не моих рук дело. Мне с моими силами такое не приказать Полозу — против артефакта это не сработает.

Александр видел, как чуть в бок смотрел Алексей — выслушивал доклад из кромежа, скорее всего как раз о похищении Дашкова.

Алексей энергично кивнул и повернулся к Дашкову:

— Ничего из сказанного вами о вашем похищении не подтверждается документами.

Тот криво усмехнулся:

— У рода Дашковых на тот момент были только родовой гонор, имя и куча долгов перед императорской семьей. Мы уже даже земли свои потеряли. Вы думаете, мой отец мог пойти и запросто обвинить тех, кого он считал причастными к моему похищению? Увы, нет. Вороновы, Голицыны, Волковы… Дашковы хоть и Рюриковичи, но по материнской линии. Мы для них были никто. В том числе и я сам.

Александр нахмурился, глядя на ожившую в клетке канарейку — та принялась чирикать, радуясь жизни:

— Почему, зная об угрозе опричникам, вы не предупредили Опричнину или Соколова?

— Потому что не буду лгать — вы в тюрьме меня очень даже устраиваете.

Алексей рассмеялся, хлопнув Александра по плечу, словно ему пришлась по душе шутка Дашкова:

— Вот так и приходи с оливковой ветвью мира! — Уже гораздо серьезнее он добавил: — вы могли помочь, но предпочли отсидеться в стороне. Знаете, как Опричниной карается умолчание?

Дашков пожал плечами — его таким было не прошибить:

— Вы все равно не поймете меня. Впрочем, это не такая и большая тайна — за вашей кровью идет настоящая охота. Мне, как и многим другим, нужна ваша мертвая кровь. Только и всего. Если бы вы оказались в тюрьме, то добыть её было бы нетрудно.

Александр скрипнул зубами, вспоминая тюрьму — зря