Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Уроки, школьная кутерьма затянули Харитона. Никто над ним не смеялся, не вспоминал о вчерашних досадных недоразумениях. Он и сам об этом скоро перестал думать, уже на третьей перемене даже не сердился на Ляну — правда, обходил стороной молчаливого ежиковатого Льва Зайца, — а к концу уроков вообще позабыл обо всех обидах и даже о том, что дед Макар обещал его разыскать здесь. Только уходя из школы, вспомнил свои ночные скитания, приготовления к побегу и заколебался — куда же ему идти?

Тут как раз он увидел, что дед Макар, дед Иван и дед Кузьма торжественно шествуют к школе, нарядные, словно в праздник, при всех орденах и медалях, этих убедительных знаках почета и уважения государства и народа за трудовые и боевые подвиги. Харитон даже засомневался: те ли это деды или совсем другие?

— А, наш Харитон! — обрадовался ему дед Копытко. — Ты смотри, как они быстро растут, эти хлопцы, будто на дрожжах их подымает. Уже настоящий парубок.

Дедов окружила толпа старшеклассников, школьники здоровались со знатными металлургами как равные, а дед Макар Ерофеевич поинтересовался:

— Все собрались или кого не хватает?

— Все здесь!

— Тогда не будем терять время. Пошли, ребята.

Позже Харитон узнал, что это были кружковцы, те, кого интересовала работа металлурга и кто готовился в будущем лить сталь для Родины. А пока что он шагал рядом с дедом Макаром.

Кто-то из кружковцев, обратив на него внимание, спросил:

— А этот чего пришвартовался?

Харитону даже зябко стало под недоброжелательными взглядами старшеклассников. Захотелось вернуться. Умоляюще глянул на деда Макара, ожидая его спасительного слова. И дед Макар сказал:

— Кто пришвартовался? Этот орел? Да это, ребята, наш Харитон, будущий металлург. А вы его не опознали?..

Ребята тут же «опознали» Харитона, заулыбались ему тепло и понимающе, приняли в свой круг. И ему сделалось легко и радостно.

Дед Макар тем временем заговорил о другом:

— Были времена, когда люди не знали металла. Каменными орудиями пользовались. Трудно жилось тогда человеку. Только металл облегчил ему жизнь, жестокую борьбу за кусок хлеба. Поэтому нужно ценить металл, а особенно тех людей, что его добывают!

Окинув уважительным взглядом своих друзей, дед кивнул в их сторону:

— Видите, сколько наград у этих дедов? Это все народная благодарность металлургам…

Будто чудесную сказку слушал Харитон, хотя и не знал еще, к чему ведет дед, не догадывался, с какой целью они направляются к заводской проходной.

— Овладеете профессией металлурга, закончите профтехучилище при заводе, тогда вам никакая беда не страшна. Вы — рабочие, люди крепкой закалки. Рабочий с образованием — всему голова…

Харитон затаил дыхание. Ему приходилось слышать о заводских профтехучилищах. Неужели это возможно, чтобы и он… Шел с дедом Макаром и вырастал в собственных глазах.

Когда вечером вернулся из горячего цеха, который сегодня ничуть не испугал Харитона, а напротив, заколдовал, дед Макар вспомнил:

— Как же нам быть, Харитон, с аэродромом? «Москвич» мой еще не на ходу. Может, оставим эту затею?

Харитон сделал вид, что не слышал вопроса. После того, что увидел сегодня, что вошло в его сердце, выкинул из головы мысль о побеге. Сегодня он почувствовал себя будущим властелином огненной стихии, понял, что другой цели в его жизни теперь и не будет: он должен подчинить себе это белопенное клокотание, должен научиться плавить сталь, овладеть благороднейшей и самой романтической из профессий — профессией сталевара.

Харитон остался в Новотуржанске. Только поселился теперь в хате деда Макара.

ЛЕНИН

I

Время летело над Новотуржанском.

Горячее лето сменилось ранней осенью. На каштанах и акациях незаметно, свернулись листья, попадали на землю будто отполированные, окрашенные в чудесный коричневый цвет плоды каштанов, веселые школьники растащили их. Постепенно с деревьев осыпались все до последнего листочка, разнеслись, развеялись по полям. Не осталось ни одного листочка на новотуржанских улицах — их подгребли граблями, подмели метлами. Уныло, неприветливо сделалось в городе. В одну из ночей полил дождь, лил день и другой. Тучи тяжелыми валами низко проплывали над городом, заволакивали вершины заводских труб, и они в те дни не курились; промозглая сырость поглощала горячие испарения, несла их прочь.

Таковы уж признаки осени: печалится, неустанно плачет то тишком, то навзрыд, голосит порывистыми ветрами, промочит до костей, продует насквозь, принуждает печалиться все на земле. Уныло оголено поле, чернеют вспаханные нивы. Озимые зеленеют, но не радостно. Промокшие, прибитые холодной росой, они припали к земле, все в черноземе и глине, не до веселья им.

Моросящая осень постепенно переходит в осень ледяную. Белая изморозь покрывает ночами озимые, оголенные деревья, изгороди, крыши зданий. На рассвете она покрывает все, а днем, серебрясь и смеясь под скупым осенним солнцем, тает, исчезает.

В такие дни на фоне низкого донецкого неба особенно четко выделялись трубы новотуржанского гиганта. Казались они в несколько раз выше, чем были на самом деле, потому что дым подымался ровными столбами, становясь как бы продолжением труб.

Все чаще стали срываться первые зимние бураны. Незаметно зародившись, эти вихри с каждым часом все более шалели, так шумели и свистели, что даже в теплом доме делалось тоскливо и неприветливо. Они вырывали из труб желтоватые дымы, гнали их с такой силой, что удивительно было, как это трубы оставались на месте, не улетали вслед за дымом… Уносило этот горьковато-терпкий дымок завода в степи. Осатанелая вьюга не различала в такую пору, где степь, а где горняцкий город, закручивала все на свете, не разбирала, что где срывать, что подхватить и куда нести.

На землю ложился первый снег, падал плавно, спокойно, был необыкновенно красив и мягок. Больше всех радовались ему школьники. Случалось, что снег не ложился, а мчался впереди ветра. Голыми становились тогда степи, а овраги доверху бывали засыпаны снегом. Заваливало селения, наметало высокие бугры у заводских стен, залепляло стеклянные крыши. Даже в цехе через неприметные щели проникала снежная пыль. В такие дни в цехах целыми днями горел свет — дни были похожи на вечерние сумерки.

Постепенно зима установилась. Белели поля, и на этой белизне отчетливей выделялся металлургический гигант. Подошел Новый год, но он оказался бесснежным. Дунули с юга теплые ветры, растопили снега, расквасили донецкую землю. Однако вскоре морозы вновь отогнали тепло, сковали льдом дороги, связали руки водителям машин, прибавили хлопот тем, кто следит за порядком на дорогах. Это повторялось не раз: то навалит снега, то развезет и превратит его в грязь; то повернет на зиму, то дохнет весной — и так до тех пор, пока