Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Поздно вечером в дверь постучала тетя Клава. Тихо, чуть слышно позвала Харитона. Не отозвался, хотя и очень хотелось. Ничего плохого ему тетя Клава не сделала и просто невежливо было себя так с ней вести, но он слышал за ее спиной дыхание Ляны и не в силах был откликнуться. Его оставили в покое.

А когда все уснули, он потихонечку встал, накинул на плечи куртку, захватил портфель — с книгами расставаться не хотел, потому что знал: при любых жизненных перипетиях он должен учиться — и отворил окно в ночь. Прохладный влажный воздух обдал его, потек в уютную теплую комнату. Очутившись на крыше, Харитон старательно прикрыл за собой оконную раму — пусть не стынет комната, пусть тепло сохранится как можно дольше.

Дорога дальше была знакома. Харитон освоил ее еще в благополучные дни своей жизни. Не раз, выбравшись через окно на крышу, он торопливо добирался до тяжелой деревянной лестницы, ведущей вниз, на землю. И сейчас он также быстро очутился в саду за домом, крадучись пробрался во двор, открыл калитку и, не задумываясь, вышел на улицу. Только тут увидел, что нырнул в молочную реку — непроглядный седой туман окутал город. Туман, мрак и больше ничего, даже огни электрических фонарей казались лишь светлыми пятнами.

На какой-то момент остановился в нерешительности. А может, вернуться, пока не поздно, домой, очутиться в уютной комнате, зарыться с головой в теплую, мягкую постель? Но всего лишь какую-то минуту колебался Харитон, даже не колебался, а навсегда прощался с тихим переулочком, с вязом, на котором чернело гнездо, с домом, ставшим ему родным, с дядей и тетей, приютившими его как сына. Большая обида, урок этого проклятого самбо, придуманный легкомысленной Ляной, заглушил все родственные чувства, и ноги сами понесли его вперед, в неизвестность.

Шел долго. Пронизывающий влажный холод уже успел вытеснить из-под его одежды домашнее тепло. Никак не мог надумать, куда же ему пойти. Сначала почему-то решил отправиться на железнодорожный вокзал, хотя и не подумал о том, что не знает, не ведает, где он находится и в каком направлении курсируют поезда. Считал, что по пути разузнает у прохожих, где железнодорожная станция. Но прохожие не попадались, да и кто будет блуждать в этом молочном мраке?

Подумалось, что лучше, быть может, податься на автовокзал. Говорили, он где-то в самом центре города и оттуда идут автобусы во все концы Донбасса. И только теперь вспомнил о главном: на какие же деньги он купит билет? Ведь у него нет ни копейки. Живя у дяди на всем готовеньком, он даже забыл, что существуют деньги, эти чудо-бумажки, открывающие человеку путь куда угодно. Вспомнил и остановился. Стоял ссутулившись, а влажная тьма охватывала тело, затекала холодом под рубашку. На сердце было тоскливо, безвыходность сковала мысли. Самым логичным было немедленно повернуть к дому, забыть о глупости, совершенной в порыве гнева. Ведь давно известно, что зачастую, сделав один неверный шаг, человек начинает творить другие глупости, еще более нелепые, ничем не оправданные. Харитон повел себя именно так. Вместо того чтобы вернуться обратно, он, подув на ладони, двинулся дальше, не зная, что его ждет впереди. В голову пришла мысль о том, что, выбравшись на автостраду, он попросится на любую попутную машинку — мир не без добрых людей — и его увезут куда-нибудь, лишь бы подальше от Ляны…

Шел, и слышались ему автомобильные гудки, рев моторов, шелест колес по асфальту. Хорошо бы попасть в кабину какого-нибудь ЛАЗа или МАЗа, а еще лучше, если б посадили в «Волгу» или хотя бы в «Москвич». Вспомнил о «Москвиче», и сразу вокруг сделалось будто светлее, туман поднялся вверх, тьма развеялась, в воображении возник дед Макар со своим безотказным транспортом. И Харитон повеселел — его осенила спасительная мысль: нужно идти к деду, упросить его, чтобы отвез в аэропорт к самолету или к поезду на своем «Москвиче»!

Внимательно осмотревшись, отметил, что шел он именно той дорогой, что вела на улицу Журавлевых.

Сон со стариками не в дружбе, поэтому в усадьбе деда Макара, к радости Харитона, еще не ложились спать. Возле садовой избушки скупо светил огонек и слышались знакомые голоса. Под шиферным навесом у деда Журавлева все лето сушились и пересушивались мелко нарубленные сучья и ветки, обрезанные весной. Сушь эта даже в сырую погоду горела, как факел. В осеннюю пору загодя припасенные дрова были просто находкой. У веселого костра можно было коротать длинные вечера, пролетавшие за разговорами незаметно. Разговоры эти затягивались иной раз далеко за полночь.

В тот вечер, когда Харитон боролся с собой и борьба эта закончилась твердым решением бежать из Новотуржанска, деды Макар, Иван и Кузьма долго, уже в который раз, вспоминали до мелочей свою жизнь и планировали действия на день предстоящий. Прожитая жизнь была долгой, а день завтрашний, как и все осенние дни, будет короток, быть может, неприветлив, дождлив, поэтому и говорили о нем недолго. Только когда дед Иван спросил у товарищей: «А что же, хлопцы, будем делать завтра?» — дед Макар напомнил: «Надо бы наших мальцов свести к печи».

Ни дед Иван, ни дед Кузьма не возражали. Наоборот, оба подтвердили, что пора уже вести их к печи. Дров в костер не подбрасывали. Он угасал: малиново тлели угольки, иногда вспыхивали пламенем не догоревшие головешки. Расплывчатые тени стариковских фигур падали на стену избушки. Неуютно и скучно стало в саду. Как раз в то время, когда Харитон тихонько отворил калитку, деды стали прощаться со своим другом. Харитон слышал, как они прощались, и не спешил показываться на тропке. Ему, как говорится, было на руку, что старики уже расходились, и он, прислонившись к стволу старой груши, ждал. Деды разошлись не сразу. Еще что-то там осталось невыясненным у деда Ивана, а дед Кузьма тоже не мог покинуть компанию, пока не все было сказано и решено. Не таков дед Кузьма, чтобы покидать друзей преждевременно.

Наконец старики, тихо переговариваясь, направились к своим усадьбам. Дед Макар остался один, громко откашливался — то ли от едкого тумана, то ли от долгой беседы. Кто знает, сколько бы он кашлял, если б ему не помешал Харитон. Увидев хлопца, дед так удивился, что кашель пропал сам собой.

— Харитон?! Каким ветром тебя занесло?

Харитон, хотя и ждал такого вопроса, хотя у него и был приготовлен ответ, растерялся:

— Да так…

— В такой час? Что