Мальчик и танк - Иосиф Ионович Дик

От такой выходки лица у «следователей» вытянулись.

— Смотри, и эти уже в санатории! — изумился «хорек».

— Он всех в Сочи отправляет, — сказал толстомордый и пальцами сжал Мишкино лицо. — А сам зараз шел откуда?!

— От верблюда! — отбив рукой пальцы толстомордого, заорал Мишка.

— Цыбулько, — сказал толстомордый «хорьку», — будь ласка, сделай ему два горба та проводи в наш «санаторий».

Может, он по-другому забалакает!

«Хорек» с ехидной улыбочкой подошел к Мишке:

— Ну, друже, будешь с цацкой играть? — и приподнял мальчика за ухо.

Подперев ладонью подбородок, Маринка сидела в камере в горьком раздумье. Лицо у нее было в синяках, разорванная кофточка спадала с плеч.

Распахнулась дверь, и «хорек» с силой втолкнул в камеру Мишку. Избитый и растерзанный, он еле держался на ногах и, ударившись о стенку, свалился на пол.

— Что они с тобой сделали?! — подбежав к брату и приподняв его голову, с дрожью в голосе спросила Маринка.

— Цацку получил… — простонал Мишка.

— Вас поймали?

— Я один влип… А ты давно здесь?

— Со вчерашнего вечера… Щупак схватил, — ответила Маринка.

— И меня тоже… У-y, кулак толстомордый!..

— Пойдем, сядем! — Маринка, оглянувшись на дверь, подвела Мишку к скамье. — А ты не сказал, кто у нас был?

— Не на того напали, — ответил Мишка, сверкнув глазами. — Ну, Щупак, погоди… Я тебе еще все косточки перещупаю. Ой! — И он схватился за бок.

— Поймают их… — прошептала Маринка. — Щупак по телефону звонил, немцев вызывал для прочесывания леса.

— Когда? — Мишка взволнованно вскочил со скамьи.

— Рано утром… Я случайно услышала. На допросе…

Мишка, забыв про боль, заметался по камере. Подбежал к двери, ухватился за решетку на окне. И вдруг, остановившись около старого камина, заваленного кирпичами, вопросительно посмотрел на Маринку.

— Они, наверно, уже ищут его?!

Мишка подставил скамью к камину, встал на нее и выдернул из камина чугунную заслонку, похожую на лопату. В руках у него уже был спасательный инструмент.

Мишка вдавил свою тонкую «лопату» в расщелину между половицами и начал их потихоньку раздвигать.

Гвозди в досках заскрежетали.

Вдоль скошенного луга, с копнами сена, по узкой тропинке мчался взвод немецких мотоциклистов. По знаку командира фашисты остановились и, соскочив с машин, рассыпанным строем двинулись к копнам. Они прокалывали их штыками, прошивали автоматными очередями.

Дормидонтов сидел в копне и сквозь просветы видел, как фашистские солдаты подходят к нему всё ближе и ближе.

Вот штык прошел сквозь сено и чуть не вонзился в грудь. Новый удар — и штык чуть не задел глаз.

Худощавый солдат собрался снова всадить в копну штык, но вовремя удержался. Копна опрокинулась, и из нее с поднятыми руками выбрался здоровенный детина с маленькими бегающими глазками. Лицо у него было серым, руки дрожали.

Худощавый даже испугался вначале, отскочил в сторону, потом радостно закричал:

— Эй, вот он, танкист! — и, словно пытаясь вознаградить себя за первоначальный испуг, ударил прикладом автомата Дормидонтова.

Тот упал на землю.

…А дядя Вася тем временем в тени деревьев и по ложбинам медленно перегонял танк. Он включил рацию, но динамик молчал. Лицо у танкиста было озабоченное. Жив ли капитан Малышев? Где Мишка?

По сельской улице гарцевали трое всадников с карабинами. Подъехав к белокаменному особняку, они слезли с коней и, привязав их к перилам крыльца, зашли в дом.

Выглянув из-под крыльца, Мишка увидел часового и снова юркнул в свою нору. Над его головой топали какие-то люди. Ему за шиворот сквозь доски сыпался песок. Но Мишка терпеливо ждал нужной минуты. И вот часовой зашел за угол дома. Мишка одним рывком выскочил из-под крыльца, отвязал от перил коня и прыгнул ему на круп. Испуганный конь с храпом вздыбился и бешеным галопом понес Мишку вдоль села.

Из-за дома выбежал часовой и выстрелил.

На крыльцо управы выскочил толстомордый Щупак. Заметив улепетывающего Мишку, он крикнул часовому: — В коня попадешь! Взять живьем!

«Хорек» и часовой прыгнули в седла черных коней и замахали нагайками.

Погоня! Бешено бьют копыта!

Прижавшись к гриве и оглядываясь на преследователей, Мишка пятками пришпоривал коня и летел черт знает куда.

Вдруг дорогу ему преградило стадо, которое угоняли фашисты. За стадом, причитая, шли зареванные бабы.

Мишка мог врезаться в коров, но на полном скаку он свернул с сельской улицы и пустил коня на плетень в чей-то двор. Конь легко и красиво взял преграду. Но на пути было новое препятствие — поленница дров. Мишкин конь взвился и над этим барьером. Перемахнув через задний плетень огорода, Мишка вырвался на луг.

Следом за мальчиком, беря преграды, скакал «хорек».

А часовой осрамился. Не справившись с конем, он врезался в поленницу дров и, перекувыркнувшись через голову, грохнулся на землю. Прямо на свинью. Мишка мчался по пересеченной местности, то спускаясь в овраги, то поднимаясь в горку. Впереди была речка, за ней лес. Может быть, там ему удастся уйти от погони. «Хорек» был уже совсем рядом.

— Стой, покойник! — с исказившимся лицом закричал он и выстрелил.

Мимо. Теперь он стал целиться тщательнее.

Мишка бросил коня через речку. Тот легко взял водную преграду, но, коснувшись земли, упал. Мишка покатился по траве. Неподалеку от Мишки, в кустах, стоял дядя Вася. Он поднял пистолет и нажал на курок. Прогремел выстрел.

На противоположном берегу убегающий черный конь волочил по земле «хорька», зацепившегося ногой за стремя.

XIII

Немецкий офицер гнал «опель» по пустынному шоссе.

На ветровом стекле машины, на хромированных рукоятках плясали солнечные зайчики. В зеркальных колпаках, словно в уменьшительном стекле, вертелась карусель из остроконечных пихт, кудлатых берез и пышного кустарника. Над асфальтом колебался теплый воздух, и шоссе казалось влажным, будто от дождя.

Офицер любовался пейзажем, по лицу его бродили легкие мысли. Однако красивый пейзаж не всегда место для беспечных дум. Особенно на войне, пусть даже в глубоком тылу.

Ведь всяко тут может быть. Но офицер чувствовал себя здесь хозяином. Что ж, посмотрим, что с ним будет дальше…

… «Тридцатьчетверка» полным ходом шла через лес. Дядя Вася сосредоточенно управлял рычагами. Рядом с ним, хмуро сдвинув брови, сидел Мишка.

— Освободить Маринку, — говорил дядя Вася, — это так просто не делается. Мы к этому еще не готовы.

Мишка закусил нижнюю губу.

— Ты думаешь, что я тебя не понимаю? Я и сам бы хотел, чтобы она вот здесь сидела. — Дядя Вася кивнул на Мишкино место и сквозь зубы зло добавил: — Дай, Миша, только срок, все будет красиво!