Мальчик и танк - Иосиф Ионович Дик

были… Ну, не совсем друзья, но товарищи… — Потом вздохнул и переменил тактику: — Эх, уснуть бы, что ли… А как посветлеет — найду я вам карту… Найду…

Он лег на бок и медленно и певуче, с хрипотцой в голосе, полузакрыв глаза, стал считать:

— Один слон… Два слона… Три слона… Четыре слона…

— Свихнулись, что ли? — удивился Мишка.

— Так сон лучше приходит… А ты поговорить хочешь?

— Никаких разговоров с вами! — отрезал Мишка и, сделав вид, что его нисколько теперь не интересует монотонное бормотание Дормидонтова, присел на корточки возле костра и уставился на пылающие ветви.

Дормидонтов, нагоняя на Мишку сон, приоткрыв один глаз, продолжал:

— Пять слонов… Шесть слонов… Уже спать хочется… Семь слонов… Вот бы заснуть…

В росистой, словно бисерной паутине забилась муха.

— Двадцать пять слонов… — бубнил Дормидонтов. — Тридцать семь слонов…

Паук, передвигая лапками, зашагал к своей жертве.

— Сорок два слона…

Где-то вскрикнула потревоженная птица.

Мишка клевал носом.

Дормидонтов посмотрел на танкиста, на Мишку, потом на осиновую корягу и, сев на землю, бесшумно повернулся спиной к костру и подставил под огонь связанные руки.

— Пятьдесят два слона… — бормотал он. — Сто слонов…

Скривившись от боли, Дормидонтов не спускал с Мишки глаз.

Тот крепко спал.

Пламя сожгло веревку. Пошевелив плечами, Дормидонтов освободился от пут и подул на обожженные руки. Трясущимися пальцами стал поспешно развязывать веревку на ногах. Танкист во сне застонал и случайно пошевелил пистолетом. Дормидонтов замер.

— Триста слонов… — тихо сказал он.

Но танкист не проснулся.

Дормидонтов, освободив от веревки ноги, тут же схватил осиновую корягу, встал во весь рост и — страшный, огромный — вскинул свою дубину над головой. С минуту он смотрел на дядю Васю, на Мишку — проснутся или не проснутся? — а затем, не опуская корягу, пятясь, бесшумно ушел в кусты. В лесу громко и тревожно застучал дятел.

Солнечный луч упал на лицо дяди Васи. Он открыл глаза, оглядел поляну перед танком и, не увидев Дормидонтова, быстро подскочил к Мишке. Тот лежал ничком, словно бездыханный. Дядя Вася рывком испуганно вскинул его за плечи.

— Миша!

— А! — Мальчик сразу проснулся.

— Жив, черт возьми! — обрадовался дядя Вася. — А где Колька?

Мишка завертелся на месте, потом, увидев обгоревшие веревки и догадавшись о том, что произошло, виновато уставился на танкиста.

Дядя Вася с пистолетом забегал по полянке.

— Ты понимаешь, что ты натворил? Тебе доверили пост!

Он бы нас, как щенят, передушил! А не убил — видно, совесть не позволила!

— Дядя Вась, я… я больше не буду! — виновато сказал Мишка.

— Я тебе тыщу раз долбил про дисциплину! А ты? Ты раззява, а не солдат! Упустил! Упустил! Где теперь мы карту возьмем?

Дядя Вася отвернулся. Он еле сдерживал гнев. Слова его были прямыми и жестокими. Вдруг в его глазах засветилась тайная догадка, и он взволнованно сказал:

— Слушай, а он опять к Марине не пойдет? Ведь его там сцапать могут! Чего доброго, выдаст, гад!..

Мишка побледнел.

— Не может быть!

— От труса до предателя — один шаг! Надо быстрее — к Маринке. Беги!.. А я потихоньку двину к пасеке. Найдешь меня там!

Пробравшись задворками к своей усадьбе, Мишка еще издали, шагая по огороду, увидел, что дверь в хате раскрыта настежь, и улыбнулся: Маринка дома!

Но, зайдя в дом, он застыл на месте. В хате все было перевернуто: на полу валялись книги, тарелки, крынки. Модель парусной шхуны была растоптана. В раскрытые окна врывался ветерок и шевелил треугольничками белых парусов.

Боясь на что-либо наступить, Мишка зашел в другую комнату. Шкаф был раскрыт, белье валялось на полу.

Что здесь произошло?! Мишка рванулся было к двери: бежать к соседям, спросить, в чем дело, и в тот же миг замер. В дверях стоял толстомордый мужик и нагло улыбался.

Мишка попятился от него и, не задумываясь, прыгнул в открытое окно.

Толстомордый захохотал.

И словно ему в ответ, под окном захохотал другой человек.

Тот, с лицом хорька, уже держал на руках пойманного Мишку, как младенца. Мальчик, пытаясь вырваться, отчаянно махал руками и ногами, но было поздно!

XII

Новая «управа» в Хмельницком расположилась в центре села в одноэтажном белокаменном особняке, некогда принадлежавшем помещику. На окнах висели узорчатые решетки.

Вокруг дома расхаживал человек в шляпе и с повязкой на руке. На шее у него висел автомат.

В кабинете управы с большой географической картой Прикарпатья на стене толстомордый мужик и «хорек» вели допрос. Перед ними стоял помятый и взъерошенный Мишка.

— Ну, будь ласка, скажи, где твой батька? — с деланой вежливостью спросил толстомордый. Глаза у него были как гвоздики. — Ты тогда убежал из Гайдамаков, а зря. Мы с дитями не воюем.

Мишка, насупившись, молчал, по-воровски поглядывая на карту.

— Ты будешь отвечать, чи ни?

— А чего отвечать?

— Где твой батька, пытаю?

— Батька? Ну где-где — уехал отдыхать в Сочи…

— Что? Что ты кажешь — «в Сочи»? — Толстомордый улыбнулся «хорьку». — Пид сонечком загорает!

— Не знаю, может быть, и загорает. Только не думаю.

— Ось я тоже не думаю, чтоб он у мори плескавсь!

— А недельку назад кто к тебе в лагерь приезжал? — спросил «хорек».

— Мамка и папка. Прощаться…

— Так где ж они зараз? — Толстомордый вцепился глазами.

— Ну чего вы ко мне пристали?! Говорю: в Сочи — значит, в Сочи. Вот хоть у Маринки спросите!

Толстомордый и «хорек» переглянулись.

— А как ты из лагеря убежал? — спросил «хорек». — Скажешь — гарну цацку дам!

— Сами с ней играйте…

— Ух ты! Смотри какой ершистый! — усмехнулся толстомордый. — Все хорошие дети в лагере, а он гуляет себе. А где же те два дяди, которые вчера были с тобой, а?

Мишка вздрогнул: откуда они всё знают?

— Ну, ну, Мишенька, куды ж ты их дел? — спросил «хорек».

— Кого?! — Мишка лихорадочно соображал: что случилось?

— А Василя и такого — дылду! — пояснил толстомордый.

— Я не знаю никаких дылд.

— Да что ты мне, большевистский выродок, брешешь! — взорвался толстомордый. — А ну, становись до стенки! Повертайсь! Руки в гору!

Мишка встал лицом к стенке и поднял руки. В этот момент он словно услыхал над собой свой недавний диалог с дядей Васей: «От каждого человека наша победа зависит…» — «И от меня тоже?» — «И от тебя!»

Толстомордый очень точно обстрелял Мишку из пистолета мимо рук, ног и головы.

Мишка стоял не покачнувшись. Его только обсыпала обитая штукатурка.

— Зараз повертайсь!

Мишка обернулся. Лицо у него было бледным, глаза горели ненавистью.

— Где дядьки? — заорал толстомордый.