Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая

«Бедный, бедный Дима!» — плакало что-то в ее сердце.

Озабоченная видом Наташи, Анисья тщетно допытывалась, что с ней.

— Ничего особенного, Анисьюшка, только страшно голова болит, переучилась, верно, — заставила себя улыбнуться девушка. — Просплюсь, и все пройдет.

Однако заснуть Наташа не могла: черная грозовая туча, нежданно нависшая на лазурном небе, будто еще плотнее и зловещее надвигалась среди ночной темноты. Девушке казалось, что она задыхается.

Глава IX

Настали тяжелые дни. Наташа ходила придавленная, разбитая, тщетно ища разрешения сложной задачи. Как сделать, чтобы Дима ничего не узнал? Теперь уже приближающийся день его возвращения не радовал, а скорее пугал ее. От него же летели радостные, счастливые строки: «Еще десять дней, и я с вами», — стояло в последнем письме.

«Десять дней, — уныло повторяла Наташа. — Что можно сделать в такой короткий промежуток времени? Конечно, если бы иметь деньги, вопрос решился бы очень просто: можно было бы новым билетом заменить пропавший, — но где взять, где достать такую громадную сумму?»

Напрасно старалась Наташа углубиться в свои занятия, мысль отрывалась от предмета и опять витала вокруг неразрешимого вопроса. Особенно угнетали ее встречи с Катей, которых она всеми силами избегала. Радостно ухватилась она за предложение подруги заниматься с ней вместе и теперь большую часть времени проводила вне дома: среди новой обстановки мысли не осаждали ее так назойливо, на людях приходилось подбираться, держать себя в руках. Зато ночь отдавала ее в полное распоряжение тяжелым думам. И вот в одну из таких ночей перед девушкой вдруг блеснула светлая точка — она увидела выход.

Конечно, как просто. Странно, что мысль эта не пришла сразу: «„Кому нужно, тот и двести рублей даст“, — припомнились ей слова гимназического парикмахера, гримировавшего ее несколько лет назад для живых картин. — Вот и выход: продать свои волосы. Неужели действительно двести рублей дадут? Какое было бы счастье! Тогда и билет заменить можно, и Диме медальон купить».

Первый раз за эти мучительные дни проблеск света мелькнул в сердце девушки, и она радостно, облегченно вздохнула. Но, как зарница, лишь на одну минуту сверкнул луч, и опять стало темно.

«Обрезать волосы? Димины любимые косы, которыми так восхищался он, которые так ласково гладил там, на скамеечке, среди белой сирени, в ту светлую незабвенную ночь накануне его отъезда…» Это казалось ей чем-то ужасным, осквернением дорогой святыни…

«Он так их любит! Так огорчится! Но ведь то, другое, огорчит его несравненно больше, огорчит смертельно…»

Через минуту дальше несется мысль.

Девушка лежит на спине и широко открытыми глазами всматривается в темноту, словно ища в ней что-то, стараясь отыскать выход из этого заколдованного круга. Безумная, острая жалость к Диме и тяжесть кажущейся ей непосильной жертвы борются в ней, все еще не находя выхода.

Открытка Димы, полученная на следующее утро, дала решительный толчок ее колебаниям: «Дорогие мои! С какой радостью пишу я эти строки. Обстоятельства складываются так благоприятно, что я буду с вами на целых три дня раньше. Ура! Я снова чувствую себя школьником, рвущимся на каникулы».

Прочитав эту карточку, переданную ей Катей на следующий день во время завтрака, Наташа почувствовала, как вся кровь отхлынула от лица. На секунду она даже закрыла глаза.

— Однако нельзя сказать, чтобы преждевременный приезд брата приводил тебя в слишком восторженное настроение, — едко заметила Катя.

Наташа безмолвно подняла свои громадные честные глаза и остановила их на лице говорившей. В них было такое страдание, такой тяжелый укор, светились такая глубина и душевная сила, что Катя, не выдержав молчаливого упрека, со смущенной фальшивой усмешечкой опустила взор под этим открытым взглядом.

«Через пять дней Дима вернется!»

Теперь колебания оставили Наташу. Надо было решаться, и она решилась.

Быстро одевшись, вышла она и отправилась в ближайшую парикмахерскую. Теперь другая мысль уж волновала ее: «А вдруг тот человек зря только говорил, что волосы мои стоят 200 рублей? Вдруг ничего не дадут, да еще посмеются надо мной? Господи, помоги, Господи, помоги, чтобы дали!» — мысленно молилась она.

Дойдя до двери парикмахерской, она остановилась, ища предлог, чтобы зайти. Начинать прямо с предложения ей не хотелось.

— Пожалуйста, покажите мне небольшую расческу, — обратилась она к хозяину.

Этот последний направился к витрине в переднюю часть помещения и, проходя мимо девушки, остановился, пораженный редкой красотой ее волос.

— Какие, барышня, у вас великолепные косы! — искренно воскликнул он.

— В самом деле? Вам нравятся? — радостно промолвила она. — Мне говорили уже, что мои волосы дорого стоят. Правда ли это? Сколько можно дать за них?

Парикмахер внимательно посмотрел в лицо говорившей, окинул взглядом весь ее крайне скромный костюм и уже без всякой тени восторга проговорил:

— Рублей сто.

«Сто, слава Богу!» — облегченно вздохнула Наташа, услышав не дающую ей покоя роковую цифру.

— А вы сами купили бы? — застенчиво осведомилась она.

Глаза хозяина мастерской жадно остановились на светлых косах, но голос звучал холодно-равнодушно:

— Пожалуй, отчего же не купить…

Наташа едва сдерживала свою радость.

— Так я зайду на днях. До свидания.

И, забыв про расческу, она легким, бодрым шагом вышла из магазина.

«Слава Богу, слава Богу, теперь все будет хорошо! Все уладится до приезда Димы. Ведь всего четыре дня осталось — сегодня и день приезда считать нечего. Какое счастье! Да ведь еще примерить в последний раз платье да поторопить портниху».

Радостная стояла она перед большим трюмо в мастерской и смотрела на отражавшуюся в нем воздушную тоненькую фигурку в простеньком белоснежном платьице, на свое сразу порозовевшее, оживившееся личико с прояснившимися, счастливыми глазами.

«Диме понравится, очень понравится, он так любит белое, — с беспристрастием стороннего наблюдателя оглядывала она в зеркале свое изображение. — Платье так хорошо сшито».

Только вечером, расчесывая волосы, проводя гребнем по шелковистым вьющимся прядям, она опять взгрустнула.

«Последний раз… Завтра в это время их уж не будет… — Что-то щемило у нее в сердце. — Пустяки, — утешала она себя. — Ведь это же временно, опять станут длинными. У меня всегда так быстро растут волосы».

Но на следующий день вплоть до самого вечера оттягивала Наташа исполнение намерения.

«Пусть совсем стемнеет, — убеждала она себя, — чтобы, идя назад, не обратить на себя ничьего внимания».

Наконец около девяти часов она направилась к парикмахерской. В ней, как и в прошлый раз, был сам хозяин.

— Я вот пришла… Вы говорили, что купите мои косы. Так вот я пришла… Только, пожалуйста, скоренько обрежьте, я очень тороплюсь… очень спешу… у