Крыша под руками - Елена Ивановна Кршижановская

— Ненавижу домашнюю возню. Все эти стирки, варки, жарки.

— Стоит ли ненавидеть? Такое сильное чувство тратить на ерунду, — сказал Фёдор. — Сделаю, что необходимо, и забуду.

— А я здорово расстраиваюсь, когда приходится что-нибудь по хозяйству. Правда, мама редко просит.

— Старайся быть не мелочным. Не переживай из-за пустяков.

Может быть, действительно самое главное, с каким настроением начать дело. Родик без всякого отвращения помог Фёдору натирать паркет и убирать квартиру. Ему даже нравилось, что поднялась эта суета: за работой он расхрабрился и начал покрикивать на Скифа, чтобы не мешал.

Когда суп был готов, все трое перекусили. Родик вдруг загрустил, и на вопрос Фёдора честно сознался:

— Курить хочется, сил нету. Может, у вас где-нибудь завалялась папироска?

— Не люблю комедии устраивать. Выкинули целую коробку сигарет, договорились, как взрослые люди. А теперь шарить по углам за папиросой?

— Не смогу бросить. Говорю правду. Не могу.

— Эх ты! Канарейка!

— Зачем же так? Я с вами вежливо, а вы не имеете права…

— Не петушись. Сиди и слушай.

Не успел Родик опомниться, как очутился в кресле. А Фёдор, стоя перед ним во весь громадный рост, начал так:

— Меня в жар кинуло со злости на твоё «не могу». Человек всё может. Трудно представить, что может сделать человек! Я вспомнил отца. Смог же отец вместе с двумя пленными сбежать из фашистского лагеря. Больные, истощённые люди могли. И моя мать могла их прятать в своей хате, когда в селе были немцы. И могла помогать партизанам… Тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— А брату матери было шестнадцать, когда его схватили гестаповцы. И смог он не выдать партизан, несмотря на пытки. Шестнадцати летний паренёк всё смог.

— А мой папа был начальником отряда. Здесь, возле Луги, партизанили.

— Не понимаю! Сын такого человека, и «не могу, не могу»!

— Папа тоже на меня сердится! — неожиданно всхлипнул Родик. — Я знаю, что он презирает, что он стыдится меня.

— Ну, уж ты перемахнул!

— Да, да, это так! — почти крикнул Родик. Видно, для парня отношения с отцом — давнишний, наболевший вопрос. Родик продолжал: — В детстве папу я почти не знал. Он был в войсках то в Польше, то в Румынии. Мама с ним, а я жил у бабушки. Она строгая, только и слышал: не ходи туда, не бери это…

И дальше Родик каким-то печальным, тихим голосом рассказал о том, как часто болел и привык к тому, что надо всегда выполнять, что скажут. Сначала привык слушаться докторов и бабушку, потом школьных приятелей, а потом и Жорку…

— Теперь как здоровье? Худущий ведь, — сказал Фёдор.

— Всё в полном порядке… А если выдержу, не закурю, — поправлюсь. Мама одно время бросила, даже растолстела. А потом со мной неприятности да у папы сердце… она опять стала курить.

Скиф громовым басом залаял на всю квартиру.

— Зовёт гулять. Привык всегда в это время, — сказал Фёдор.

— И мне пора. Можно ещё прийти? Почему-то Жорке я никогда не рассказывал про себя, а вам…

— Мы со Скифом проводим тебя до метро.

* * *

В районе новостройки, где живёт Фёдор, дома разбросаны широко. Они щедро оставляют большие пространства земли для скверов, улиц, садов.

В вечерней темноте причудливыми цепочками горят освещённые окна многоэтажных зданий. Вот где-то цепь порвалась — ещё в одном окне погас свет.

— Многие уже спят, — Родик взглянул на тёмные окна. — Поздно, мама волнуется.

Они с Фёдором пошли быстрее. Несколько парней брели навстречу и горланили песню. Когда они поравнялись, Фёдор спокойно сказал:

— Перестаньте: ночь, люди отдыхают.

— Тебе что, ты ведь не спишь? — ухмыльнулся самый высокий. Двинулся на Фёдора, остальные за ним.

Фёдор остановился. Родик стал рядом вплотную и чуть подался грудью вперёд, чтобы крепче устоять.

— А ну, с дороги! — приказал высокий. Поднял кулак, но не ударил Родика.

Занявшись какой-то щепкой, Скиф немного отстал. Но успел бесшумно подкрасться и вовремя схватить крепкими челюстями руку высокого парня.

Тот взвыл, пытаясь высвободиться. Парни в одну секунду разбежались. Один из них потерял туфлю, торопливо поднял и вприскочку понёсся дальше, держа туфлю в руке.

— Скиф, назад! — крикнул Фёдор.

Пёс разжал челюсти. Парень затряс рукой и, как-то нелепо приседая, стал пятиться задом. Глаза округлились от страха. И он, заикаясь, спросил:

— Н-не т-тронет?

У него был такой глупый вид, что Родик фыркнул.

— Иди своей дорогой, певец! — сказал Фёдор и укоризненно покачал головой. — Эх, Скиф, без команды действуешь! Ладно, на первый раз простим. Молодой ещё.

Поминутно оглядываясь, парень большими скачками перебежал дорогу и вскоре исчез. Родик затрясся от смеха.

— Чего ты? — улыбнулся Фёдор.

— Ой, не могу! На Жорку похож, вот честное слово! Когда Жорка струсит, совсем такая рожа! Вот дурачьё-то!

Вдруг Родик стал серьёзным и тихо проговорил:

— Сам я в таком же духе…

— Нет, не скажу. Не бросил же меня, крепко стоял рядом, решил принять бой!

— Да это я так, с перепугу, — застеснялся Родик. — А вернее, потому, что вы… тут были. С вами вообще не испугаешься таких. Ох, как поздно, мама волнуется.

— А отец тоже?

— Да он махнул на меня рукой. Из-за мамы. Раньше он чуть повысит на меня голос, а мама расстраивается, плачет. Папа и отступился. Он стыдится меня, знаю.

— Это ты перебарщиваешь.

— Нет, точно.

— Наладишь учение… некогда будет с разными Жорками, отец и начнёт уважать. Не поддавайся ты парням, думай своей головой!

— Постараюсь. Но как вообще силу воли развить? Может, спортом?

— Здорово помогает. Плавать любишь? Надо такой вид спорта, чтобы руки не перегружать. Для рояля не годится. Хочешь, в бассейн устрою?

— Плавать не умею. Научиться бы неплохо!

Резиновая комната

Каждый год на Майские и Октябрьские праздники у Михайловых собиралось полным-полно гостей. Все удивлялись, сколько народу помещается в комнате. Отец Севы — Иван Ильич — шутливо говорил, что и вдвое больше поместится, потому что комната резиновая. И верно, она была точно резиновая. Никто не чувствовал тесноты, всем дышалось свободно, и каждый веселился по-настоящему, зная, что хозяева искренне рады своим гостям.

А этой осенью родители посовещались и решили так: Севе скоро пятнадцать исполнится, пора учиться на хозяина. Пускай восьмого ноября позовёт своих гостей. И для такого случая купили ему серый настоящий костюм, первый в жизни, галстук и остроносые полуботинки.

С самого утра Сева нарядился во всё новое.

— Не для чего спозаранку. До гостей перемажешься, — сказала мать Севы, Галина Николаевна.

— Хочу привыкнуть к галстуку и пиджаку.

— Вон какой