Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Марцин Щигельский

еще не хотелось спать, поэтому обычно жильцы запирали ворота и собирались во дворе. Иногда кто-то пел, иногда играл, если был под рукой инструмент. Бывало, что такие посиделки затягивались до поздней ночи. Разговаривали как можно тише, но все равно было слышно.

А здесь так пусто. И столько растений вокруг, что даже голова кружится. У деревьев мощные стволы, намного толще, чем фонарные столбы. Деревья шумят, шелестят. Стрекочут кузнечики, поет птица. На самом деле здесь вовсе не тихо. Просто людей не слышно — будто их уже нет. У меня по коже бегут мурашки. Я обхватываю колени и изо всех сил сцепляю руки.

— Я, наверно, уже пойду.

— В погреб? — спрашивает Лидка. — Со мной тоже так было. Поначалу.

— Как «так»?

— Ну странно было без улиц, домов и людей. Я боялась выходить из убежища. Но теперь мне здесь нравится.

— И не скучаешь?

— Ну конечно, скучаю! Какой ты глупый. Но за мной уже скоро приедут, и мы снова будем жить все вместе. Я точно знаю.

— Тебе кто-то сказал?

— Нет. Просто я чувствую.

— Стелла обещала, что вернется за мной через два дня, — говорю я, и внезапно мне ужасно хочется плакать.

— Наверно, ее что-то задержало, — Лидка неожиданно обнимает меня за плечи, — но она обязательно вернется, раз пообещала.

Я сижу неподвижно, внутри становится как-то мягко и горячо. Теперь уж точно разревусь!

— Не надо. — Я резко отодвигаюсь от нее.

— Что не надо? Обнимать тебя? Почему?

— Не надо, и все!

Я вскакиваю на ноги и убегаю в безопасный темный погреб.

* * *

— Ты уже совсем здоров, — заявляет Эмек, зайдя проведать меня на следующий день.

Нам надо придумать специальный сигнал, чтобы я знал, что это Эмек идет, — потому что, когда он неожиданно забарабанил по крышке люка, я так перепугался, что аж красные пятна перед глазами заплясали. Я в тот момент как раз перетряхивал сено, на котором сплю, а то посреди постели уже образовалась ямка — из-под сена вылезли голые доски.

— Ага, здоров, — киваю я, хотя все еще чувствую слабость. Надо поскорее прийти в себя. А вдруг Стелла вернется сегодня или завтра? Мне же нужны силы, чтобы идти с ней. Я все утро ходил по погребу туда-сюда.

Эмек вынимает из-за пазухи три морковки, зеленоватый помидор и кусочек хлеба, кладет на ящик. Помидор еще слегка незрелый, но я не выдерживаю — хватаю его и быстро съедаю.

— Это хорошо, — говорит Эмек. — Я тебе покажу дорогу на огороды, чтобы ты сам себе доставал еду.

— А хлеб? — спрашиваю я, глотая кусочки помидора.

— С хлебом будет труднее, — отвечает Эмек. — Он на кустах не растет, чтоб ты знал.

— Да знаю я! Откуда он у тебя?

— А ты как думаешь? Из магазина, — пожимает плечами Эмек.

— Ты был в городе?

— Я часто туда хожу. А что, нельзя?

Я рассматриваю его. У Эмека голубые глаза и темно-русые волосы. Небольшой, чуть курносый нос и веснушки. Он не «похож». Наверно, на улице его никто не останавливает.

— Так ты выходишь за хлебом?

— И за хлебом тоже. И за другими вещами. Иногда за деньгами.

— А… а в Квартал ты тоже ходишь?

Эмек бросает на меня быстрый взгляд и отворачивается.

— Нет.

— Но ты жил в Квартале?

— Какое-то время жил. Слишком ты много вопросов задаешь.

— А с какой ты улицы?

Он вздыхает, а потом плутовато усмехается:

— С самой широкой.

— С Лешна?

— Нет, — смеется он. — Я с Вислы.

— С Вислы? — удивляюсь я. — Не знаю такой улицы.

— А это не улица, а путь. Водный. Я с Вислы. Папа был шкипером, у нас берлина была… А дедушка — старшим сплавщиком! У нас в семье все сплавщики, еще деды-прадеды, — с гордостью говорит Эмек. — Двоюродный брат отца служил старшим помощником капитана на «Балтике», всеми там командовал.

Я таращусь на него и не понимаю ни слова. Балтика — это же Балтийское море. Как такое может быть, чтобы один человек командовал целым морем?

— Что такое «сплавщик»? — робко спрашиваю я.

Эмек смотрит на меня с удивлением и негодованием:

— Не что, а кто! Как ты можешь не знать, кто такие сплавщики? Ну вот баржи, баркасы — знаешь?

— Нет, — качаю головой я.

— Ты неисправимая сухопутная крыса, — презрительно заявляет он.

— Неправда! — протестую я. — Никакая я не крыса!

Эмек хохочет и мотает головой.

— Сухопутная крыса — это такой человек, который не имеет ничего общего с водой, — объясняет он. — Как ты мог не слышать о сплавщиках? Ведь ты же видел баржи на Висле?

— Нет, — пожимаю я плечами. — Я вообще впервые Вислу увидел только тогда, когда Стелла выводила меня из Квартала. То есть, наверно, я и раньше ее видел, когда был совсем маленький, но уже ничего не помню.

Эмек снова серьезнеет, задумывается на мгновение, а потом треплет меня по плечу.

— Ешь давай, — говорит он, указывая на хлеб и морковку, а потом садится на край ящика и почесывает затылок. — Как бы тебе рассказать? Я даже не представляю, с чего начать. Ладно. Висла — это река.

— Да знаю я!

— Она течет от гор до самого моря.

— Я не дурак! — начинаю злиться я. — Это знает каждый ребенок! Даже самый маленький.

— Успокойся. Так вот, Висла — очень удобный водный путь, по которому можно перевозить разные товары. Именно этим и занимаются сплавщики. Когда-то они плавали в основном на плотах и сплавляли лес до самого Гданьска, иногда зерно, а иногда и камни на постройку костелов или дворцов. От Кракова до Гданьска. Потом появились баржи и всякие лодки, баркасы, буксиры и колесные суда, то есть пароходы. Мой дед — тот, что был старшим сплавщиком, — еще помнит те первые баржи, овальные. Потом стали делать прямоугольные, и так оно и осталось до сих пор. На баржах перевозили, например, уголь.

— А Балтика?

— «Балтика» — это пароход. Салонный, так они назывались. Он плавал по маршруту Варшава — Тчев. Там были пассажирские каюты и прогулочная палуба. Богатые люди покупали путевки и плавали на нем по Висле. Мой дядя там служил старшим помощником капитана.

— А ты говорил, что у вас была какая-то берлина…

— Еще как была! То есть не у нас, а у отца.

— Но что это такое?

— Берлина — это корабль, — терпеливо объясняет Эмек. — Баржа — несамоходное судно, его тянут на буксире или гребут. А вот берлина самоходная, у нее есть и паруса, и весла. Мы на ней жили. Я, мама, папа и два моих брата.

— На корабле? — удивляюсь я.

— Да. Ну не круглый