Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

наверно, до сих пор борется его мать — лосиха. На день он спрятался в густом лозняке, там, где начиналось поле, пересеченное оврагами, по которым густо лепились кусты боярышника, тянулись кверху молодые березки и так вкусно и аппетитно пахли заросли осинника. Пожевав молодых лозняковых побегов, лосенок облюбовал полянку, покрытую рыжей, под масть его шерсти, осокою, и улегся отдохнуть.

Но спать он не мог. Нога ныла от тягучей боли, словно хищный волк вцепился в нее зубами и грыз без пощады, а кроме того, он неустанно прислушивался ко всем звукам и шорохам, чтобы не пропустить появление матери.

Лосиха не появлялась. Ни на следующий день, ни на следующую ночь, ни позже. Лосенок заскучал. Нога болела все сильней и сильней. Лежал в осоке, ко всему безразличный… Чувствовал, что он беззащитен. Стоит на него наткнуться не только двоим, а хотя бы одному волку — и он погиб. Единственной защитой была осока. Обгрыз вокруг себя лозу, старые стебли осоки, тупой мордочкой рыл влажную землю — хотелось пить. Ему грезились густо-зеленые рощи, высокие сочные травы и горьковатые, терпкие побеги осин. Его не раз пугали трепетом сильных крыльев кряквы, сорока долго не давала покоя, громко скликая всех на расправу с лосенком.

Сам того не понимая, лосенок ждал своей гибели. И погиб бы, если б не любознательность и непоседливость некоторых учеников Боровской средней школы.

Есть такие ребята, которым не сидится ни в школе, ни дома, ни в селе, когда по земле шествует весна. Их тянет, словно магнитом, в далекие походы — в лес, на луга, к реке, в поле. Им хочется все видеть, все знать. Что, уже прилетели утки и положили в гнезда яйца? Ждут сороки сорочат? Ползут ли в лугах по высоко скошенной траве полосатые вьюны? Уже пророс в озерах рогоз, молодые стебельки которого вкуснее любого лакомства? Интересно ребятам и увидеть, и попользоваться, если выпадет случай, всей этой благодатью. И спешат юные следопыты, никем не ведо́мые, никем не поощряемые, куда им заблагорассудится, узнаю́т первыми все, все первыми открывают и рассказывают другим.

В этот день пятеро восьмиклассников решили прогуляться за Боровое, побродить по местам, где поле граничит с лугом. Взяли ножи — без ножа что за путешественники? — обмотались веревками — без веревки в дальнюю дорогу не выходи! — запаслись хлебом и салом — на природе есть хочется как нигде! Оделись легко — случалось десятки километров преодолевать в таких походах. Никому ничего не сказав — что за поход, когда о нем все знают? — отправились в путь.

Шли весело, любовались делами чародейки-весны, оживленно переговаривались. Потом заспорили: куда лучше направиться, какими тропами? Не придя к общему мнению, все же быстро продвигались вперед. Их приветствовали ожившие поля, зеленые озими, овражки, в которых еще бурлила вешняя вода, озерки в низинках, не избавившиеся пока от ледяных «плотов», плававших от одного берега к другому.

Вспугивали зайцев. Худющие после зимовки, с невылинявшей шерстью, они в испуге неслись куда попало, а ребята бежали за ними, весело покрикивая. Если бы зайцы разбирались в намерениях людей, им не стоило бы вот так, сломя голову, удирать — наши путешественники вовсе не собирались на них охотиться или причинять им вред. Интересно было напугать длинноухого труса, вот и пугали.

Поднимали на крыло диких уток; после ночной кормежки они спали на кочках, отдыхали в ожидании тьмы, не рассчитывая на появление незваных гостей. Уткам вслед не кричали, даже не размахивали руками, только подолгу следили за их полетом над озерами, стараясь заприметить, где сядут, и вели меж собой разговор:

— В этом году есть утка…

— Парами летают…

— Будут выводки.

— Все равно охотники перебьют!

Тревожили сорок. Те неустанно стерегли свои гнезда, каждого непрошеного замечали издалека, стрекотали сердито, созывали всех соседей, кружили поблизости, перелетали с дерева на дерево, отводя нападающего.

— Уже, гляди, птенцов высидели…

— Какой шустрый! Попробуй сам посиди!

— Много ты знаешь! Сорока кладет яички, еще когда снег.

— Ну и пусть, тоже мне промысловая птица…

— Тебе лишь бы промысел…

Остановились на холме. В поле урчали моторы — здесь, на возвышенности, снег сошел рано, земля просохла, можно пахать. Внизу, на лугах, блестели озера, в них устремилась вода из Десны. Во многих местах она разливалась чуть заметною пленкой, катилась по стерне, пробиралась в каждую ложбинку.

— Рыба, наверно, пошла на свежую воду…

— Вьюн первым полезет из болотец.

— Карась тоже любит паводок…

Рассматривали все вокруг, опять спорили: куда идти? Одни говорили — вперед, другие тянули на пойменный луг, а кто-то советовал завернуть к трактористам, посмотреть, как идет в поле работа.

Решили пробраться на луга, к озерам, взглянуть, не идет ли там очумевшая за зиму рыба. Один за другим пробирались овражками, путаясь в густом лозняке, покрытом пушистыми сережками, полном звона оживших пчел.

Лосенок почуял ребят издали, замер, зная, что приближается опасность, согнал тяжелую сонливость, замотал крупною головой, прислушивался к чужим голосам, не ведая, как ему быть. Понял малыш, что пришли люди, те, которых не боялась старая лосиха. Они привозили в лес сено и охапки вкусных веток. Он и боялся людей, и в то же время хотел их видеть. А люди, перекликаясь, пробирались густым кустарником, приближались. Лосенок тревожно подергивался, стараясь подняться на ноги, чтобы убежать.

Собрав все свои силы, он все-таки встал. На передние встал легко, но задние, особенно левая, отказывались повиноваться. Было так больно, что лосенок даже присел, потом заковылял в сторону, уступая людям дорогу.

Так бы незаметно для людского глаза он и исчез, если б один из ребят не набрел на его лежбище. Он сразу поднял тревогу. Спустя минуту следопыты окружили свежеутоптанное место лежки, заспорили:

— Глядите, волчище здесь отлеживался!..

— Ну да, волчище! Вот сказанул! Коза дикая.

— Коза? Разве она так вытопчет?

— А по-твоему, волк жрет лозу?

— Стойте, хлопцы! Это, наверное, лось…

— Тоже мне сказал — лось! Лось бы пол-леса вытоптал.

— Но ведь и не зайчик!

Наконец кто-то заметил следы лосиных копыт, и спор сразу прекратился.

— Корова небольшая или теленок.

— Ага, и она одичала…

— Да лось же, ей-богу, лось! Молодой только…

— А может, и правда лось!

На том согласились и двинулись по следу. Смотрели внимательно: след был чуть заметен, на лугу вмятин от копыт почти не видно.

— Вроде и на конский след смахивает.

— Тебе скоро и верблюжий привидится!

Так, перекидываясь словами, шли боровские школьники скорей не по следу, а на авось, однако в ту сторону, куда удалился лосенок. Почуяв опасность, он ковылял, не останавливаясь, но силы иссякали, расстояние между ним и ребятами сокращалось, и наконец позади раздались воинственно-восторженные голоса: