Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Служба закончилась. Грустно было расставаться Андрею Громовому с Харитоном Булатовым. Ведь они так полюбили друг друга, побратались на всю жизнь! А теперь их пути расходились, расходились навсегда: Андрей Громовой, сельский учитель, возвращался в свою школу, а Харитон Булатов решил стать пограничником. Так и разъехались они в разные концы — один в село Боровое, другой в военное училище.

Они аккуратно переписывались, радовались успехам друг друга. А успехи были: Андрей Иванович стал опытным учителем, а Харитон Булатов — командиром, хорошо усвоившим военную науку.

Как-то Харитон Булатов, возвращаясь из отпуска, заехал в Боровое к товарищу, да не один, а с молодою женой, мамой Галины.

Харитон слушал этот рассказ и все не мог представить себе, как получилось, что его мама, у которой были родители, стала еще и дочерью деда Андрея. Он не перебивал рассказчика, не задавал вопросов, старался во всем разобраться сам.

Потом вспыхнула война. Харитон читал про войну в книгах, слышал о ней рассказы старших, видел своими глазами в кино и представлял ее так ярко, будто сам воевал.

Андрея Ивановича в армию не призвали. Он пользовался авторитетом, и ему предложили остаться на оккупированной территории, чтобы организовать партизанский отряд. И он с несколькими друзьями и учениками ушел в лес.

Харитон не сводил глаз с деда, все никак не мог представить его молодым, жалел: ведь нелегко жилось партизанам в лесах, в холоде и под дождем, в ежедневных боях с врагом. И казалось мальчишке, что сидел он с партизанами у жаркого костра, слушал их беседы, вместе с ними мерз и голодал, ходил в трудные походы, атаковал врага. Вместе с Андреем Ивановичем обнимал в один из холодных осенних дней командира-пограничника Харитона Булатова, который с несколькими бойцами пробился из окружения к партизанскому отряду.

Интересно рассказывал дед. Завидно стало Харитону. Страстно захотелось ему быть взрослым, крепко держать в руках винтовку, чтобы вместе со всеми бить врага. Он чуть не заплакал от досады, что родился так поздно. Андрей Иванович заметил это, прервал рассказ, забеспокоился:

— Что вы, дедушка! Это я так… Просто жаль стало, что меня тогда не было с вами…

— Чего захотел! — усмехнулся дед. — Если бы ты тогда был с нами, то не внуком бы мне доводился, а товарищем по оружию…

Харитон хотел ответить Андрею Ивановичу, что быть партизаном куда интереснее, чем просто внуком, но промолчал, потому что понимал: скажи он такое, то выставил бы себя перед дедушкой вовсе ребенком. А ему так хотелось быть взрослым!

— Рассказывайте, дедушка, рассказывайте, не обращайте на меня внимания, это мне так, подумалось…

— Я уверен, Харитон, что если б ты тогда жил на свете, то обязательно оказался бы в партизанах. У нас много было молодежи, даже детей. Все мои лучшие ученики пришли в отряд.

Андрей Иванович снова погрузился в воспоминания, заново переживая прошлое, передавая его внуку, как эстафету. Харитон и прежде знал, что его дедушка партизанил, имел за это высокие награды, но что пережил такие события, этого не ведал.

И мама никогда об этом не говорила: то ли не знала, то ли не хотела рассказывать. А лесничиха как-то раз, когда зашла речь о партизанах, высказалась о них неодобрительно: тоже, мол, вояки, болтались по лесам, прятались от фрицев да еще отбирали у людей последнее. Мама тогда возмутилась, даже не разговаривала с теткой Тонькой, пока та не попросила прощения. Но с тех пор мама ничего не говорила Харитону о партизанах. А может, дедушка ей и не рассказал всего?

…Фашистам не раз удавалось рассеивать отряд Булатова. Да это и не удивительно. Отряд малочисленный, зима наступила рано, трудные создались условия. Фашистская армия тогда была сильной, не хотелось оккупантам мириться с тем, что у них в тылу хозяйничают партизаны. Бросали и артиллерию, и танки, гнали на них целые полки. Тяжко приходилось партизанам, и они, нанеся очередной ощутимый удар врагу, отходили. Маневрировать по лесам и пущам — такая была у них тактика. И если б не она, то отряд Булатова был бы уничтожен в первую же тяжелую военную зиму. Благодаря постоянным переходам с места на место отряд сберегли, хотя и потеряли многих людей. Именно в ту зиму и поклялись Булатов с Громовым: и живыми и мертвыми останутся братьями.

Харитон слушал этот рассказ как легенду, живую сказку, и старался понять: почему им обоим пришла такая, на первый взгляд, детская мысль? Ведь для того, кто пал в бою, все равно, носит ли его фамилию друг, помнит его или забыл. Дедушка рассказывал о тех бедах и невзгодах, что довелось пережить партизанам в канун весны сорок второго года, а Харитон все думал о клятве Булатова и Громового. Ему, еще ребенку, клятва эта казалась просто игрой. Он даже плохо слушал рассказ деда.

Увлекшись, Андрей Иванович не замечал, что Харитон слушает его невнимательно, думает о чем-то своем. За долгие годы работы в школе он так изучил детскую душу, что по глазам определял состояние ребенка. Глянув на внука, сразу сообразил, что тот занят своими мыслями.

— Замучил я тебя, Харитон. Поговорим лучше завтра, а сегодня отдохнем.

— Нет, нет, дедушка! Я не устал, слушаю, это я думаю только… воображаю себе… Хочу понять… А так я все слышу…

И все же он не мог полностью сосредоточиться на рассказе. Дедушка о боях с фашистами говорит, о том, как они с Харитоном Булатовым на врага внезапно напали и изрядно потрепали его, а Харитон Колумбас все силится представить себе, каким же он был, дедушка Харитон Булатов: молодым или старым, или же таким вот, как сейчас Андрей Иванович? А может, совсем другим? Во что был одет, какой у него был голос, как он смеялся, как ходил, как стрелял по врагу…

Трудный бой с карателями был последним боем Харитона Булатова. Он поднял в атаку партизан, вырвался вперед и был тяжело ранен — упал на поляне, недоступной ни фашистам, ни партизанам. Завязалась ожесточенная перестрелка, пули свистели над потерявшем сознание командиром. Когда об этом доложили Громовому, он двинул весь резерв на правый фланг врага, заставив его откатиться назад, а пластуны вытащили раненого из опасной зоны.

Харитона Булатова несли на самодельных носилках. Несли по очереди, но чаще за носилки брался комиссар Громовой.

«Как чувствуешь себя, Харитон?»

«Если не помру, то жить буду…»

На бескровных губах командира едва обозначалась улыбка.

«Держись, друг, держись!