Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

вода вон как прибывает! Миша немного утешился, потому что «черпак», это одно, а «кастрюля» другое. Действовать черпаком его устраивало. А то, что затем сказала Оля, наполнило его даже гордостью. Она сказала — все работы экипажа почетны. Мишина же тем более. От пего зависит «жизнь четырех человек и жизнь корабля». Все это Оля говорила, не отрывая глаз от «Чайки».

На «Чайке» один человек греб, второй сидел на руле. Тот, который сидел на руле, прикрыл голову какой-го тряпкой, скорее всего рубахой.

— Это не от солнца, — сказал Семен, когда Оля поделилась с товарищами своими наблюдениями. Они сидели спиной к «Чайке» и того, что на ней делалось, видеть не могли.

— А от чего? — спросила она.

— От наших глаз. Боится, что при встрече узнаем, — пояснил Семен.

— Правильно. Мы их догоним! — сказал Витя.

«Афродита» была тяжела, неповоротлива и толстобока, ей ни за что бы не догнать «Чайку». Но ребята надеялись на то, что там двое гребцов, а здесь трое. Если часто меняться, они победят.

«Чайка» направлялась к нефтегавани, и Оля повернула шлюпку правее. Там за пирсами, за молом с круглыми красными баками был виден волнолом. Тот, на который любила заплывать Оля, был у входа в порт, у главных его ворот. Этот, поменьше, шел с севера на юг, защищая нефтяную и хлебную гавани от штормов.

— Пусть только в гавань свернут, там мы их в два счета отыщем, — сказала Оля. — Сеня, заноси дальше весло.

— Ты меня не учи. Тут все ученые! Не первый раз! — ответил Семен, но все же стал заносить весло дальше.

— А вдруг это не «Чайка»? — спросил Миша и тряхнул головой, потому что тонкая струйка воды ударила ему в иос. — Все лодки ужасно похожи одна на другую. У всех весла, все деревянные…

— Ужасно похожи! Я тебя от Семена тоже отличить не могу, — сказала Оля. — У обоих ноги, руки, носы… Эх, ты! Да если б ты пашу «Чайку» увидел, то понял бы, что такое морская шлюпка! Она ж красавица! Не то, что эта пузатая «Афродита»… Ну, Витя, давай я буду грести.

Витя перешел на корму, Оля на весла. «Афродита» пошла быстрее. Семену тоже теперь пришлось приналечь. Оля далеко заносила весло и вела его по самой поверхности, откидываясь назад. Семен старался ей подражать, искоса поглядывая на нее.

Солнце уже не так пекло. Его затянула молочная дымка, похожая и непохожая на облака. И хотя солнце светило гораздо слабее, глазам было больно смотреть. Стало очень душно, точно дымка эта придавила жаркий воздух к самой воде.

Ветер совсем стих. Только пологие длинные волны с большими интервалами медленно катились навстречу «Афродите».

— Ну, вы двое, завтракайте, а потом мы сядем. Только про воду не забывайте, — скомандовала Оля.

Миша достал из рыбачьей сетки глосей и разложил на листке бумаги. Витя вынул из своего узелка помидоры, огурцы и вареную молодую картошку.

Нет, таких чудесных завтраков никогда в Мишиной жизни не было! Он готов вечером понести какое угодно наказание, только бы дружить с этими ребятами, купаться, ездить в Дофиновку, даже ходить в холодильник, есть глосей, мидий и рачков. В Москве все сердились, что у Миши нет аппетита. А здесь все время хочется что-нибудь пожевать.

— Это от морского воздуха, — сказал Витя. — Сколько мама ни даст с собой, все мало. Батя смеется, говорит — на нашу семейку краном надо кастрюли на стол ставить… Ну, Семен, ид» теперь ты… Ловкачи, — Витя кивнул в сторону «Чайки», — кажется, никуда не сворачивают.

— Ничего поймаем, — уверенно сказала Оля.

Расстояние между шлюпками уменьшилось. Но, видимо, воры, сидевшие в «Чайке», заметили погоню. Тот. с закутанной головой, перебрался с кормы и взял весло. Однако тряпку с головы так и не снял. «Чайка» круто повернула от нефтегавани и пошла параллельно волнолому.

— В порт идут, — определил Семен.

Витя не ответил. Вероятно, он вообще не слышал ничего. Покусывая губы, он смотрел вдаль. Оля не обращала внимания на рассеянность и молчание Вити. Она была слишком занята погоней.

Но вот настала ее очередь грести и, сменив Витю, она невольно посмотрела туда, правее Дофиновки, куда смотрел он. Поселка не было видно, и только прибрежную полосу желтого песка еще можно было различить за серой стеной пыли. И эта полоса вдруг стала быстро исчезать из глаз, точно они отдалялись от нее со страшной быстротой. Вот уже берег совсем скрылся из глаз. Видно только море и за ним серые, похожие на туман облака, которые все приближались, укорачивая горизонт. Витя и Оля знали — не обычная гроза приближается к ним. Оба были взволнованы, и тревога их все больше росла…

Миша спокойно продолжал, напевая вычерпывать воду.

Сидели два медведя

На ветке, на одной,

Один сидел как следует,

Другой качал ногой.

В такт песне Миша орудовал кастрюлей.

Вот уже вдали, у самого горизонта появились белые гребешки на гладких спокойных волнах, которые уходили туда, к северо-востоку.

Оттуда приближался ветер. Он и пенил море. Молочно-серая мгла надвигалась, казалось, все более стремительно, и уже не только белые барашки бежали впереди нее. Видно было, как ветер срывал верхушки волн и густой белой завесой нес их по воздуху, точно пыль на дороге.

Оля и Витя обменялись взглядами и поняли друг друга — шквал.

«Что делать? Вернуться?» — спрашивали ее глаза. «Нет, не успеем», — отвечали глаза Вити.

— Может, стороной пройдет, — вслух проговорила Оля.

— Хорошо бы, — сказал он и, не сговариваясь, оба взглянули в сторону нефтегавани. Успеет ли «Афродита» туда проскочить? Семен посмотрел на них, но ничего не спросил. Он ни о чем не мог думать, кроме своих растертых ладоней. Пока он завтракал, на них налились водяные пузыри, которые теперь лопались, и кожа сползала.

Семен незаметно обернул валик весла клочком газеты, думая, что так будет легче. Но газета прилипала к ладоням и вместе с кожей скатывалась в комочки, которые причиняли нестерпимую боль.

Только не отставать от Оли, грести, как она, чего бы это не стоило. Семен старался не думать о своих ладонях, заставлял себя, чтобы отвлечься, прислушиваться к Мишиному пению. Тот, не замечая этого, распевал во всю. Он всерьез считал, что без его кастрюли все пойдут ко дну. Вода легко вычерпывалась, и ему не составляло особого труда держать в безопасности «четыре человеческие жизни и жизнь корабля». Он распевал с большим чувством:

Свалились два медведя

С ветки, да с одной,

Один летел как следует,

Другой болтал ногой.

Выливая воду, Миша взглянул на