Летят журавли - Виктор Сергеевич Розов

Василий. Пошел купнуться, да чуть на Майку Мухину не напоролся.

Михаил. Она все-таки дочь главного инженера.

Василий. А у меня в этих делах равноправие.

Михаил. Разлюбил?

Василий утвердительно мотнул головой.

Быстро у тебя…

Василий. Ты счастливый, Миша. Ты свою Нюрку полюбил, три года вокруг нее топтался, теперь женишься, и на этом твои сердечные переживания оканчиваются. Теперь ты ее до гроба любить будешь. Тебе и кажется, что у всех так: полюбил, женился, помер.

Михаил. Оправдания, что ли, ищешь?

Василий. А чего мне оправдываться, чудак? Я размышляю. Полюбил я Мухину? Полюбил. А теперь разлюбил? Разлюбил. Вот я и хочу понять, что во мне происходит. Ведь человек-то я хороший.

Михаил. И с Прохоровой у тебя история была.

Василий. И с Прохоровой.

Михаил. И с Мигуновой.

Василий. И с Мигуновой. Да ты не считай, собьешься.

Михаил. И всех любил?

Василий. Всех, клянусь. Я, видать, родился таким. Иду по улице, ни одной более-менее сносной пропустить не могу. Сотворил же Бог такое разнообразие! Ты, поди, идешь, девчонок-то и не замечаешь, а посмотри, как они сами в глаза хотят бросаться! Одна платье такое наденет, всю талию подчеркнет, другая волосы от ушей вверх так зачешет, что самое ее симпатичное местечко вот тут, коло уха, так и высвечивает. Третья кофточку наденет такую рентгеновскую – глазам больно. Ты думаешь, она этот газ-шифон для вентиляции носит? Четвертая туфельками так к тебе в душу и заползает…

Михаил. Недаром они тебе на шею и вешаются.

Василий. Недаром.

Михаил. Что с Мухиной-то делать будешь?

Василий. Скажу: извините, обознался, не за ту принял.

Михаил. Что значит – не за ту?

Василий. Ищу, Миша.

Михаил. Кого?

Василий. Ну, ту, единственную, о которой в песнях поют.

Михаил. Долго ищешь.

Василий. Чем же я виноват, что она где-то прячется! Скажи, ты Нюрку по-настоящему любишь?

Михаил. По-настоящему.

Василий. Выворачивает тебя?

Михаил. Что значит – выворачивает?

Василий. Ну, душу всю, значит, наизнанку рвет?

Михаил. Любовь-то, думаешь, перепой, чтобы наизнанку рвало?

Василий. Я не так выразился… Скрытный ты, разве расскажешь. Помнишь, когда мы на плотине на Куйбышевской работали – мне тогда лет семнадцать было, – влюбился я в первый раз в одну убогонькую. Тосей звали. Не помнишь?

Михаил. Разве упомнишь всех…

Василий. Жениться хотел. А потом понял – не люблю я ее, а жалею. А она тогда без меня вроде и жить не могла. Вот, брат, какое положение. Уж я задним ходом такие петли давал, еле вырулил. Плакала она. А я себя распоследним подлецом чувствовал, убить хотел. А теперь у нее муж – кандидат наук, двое детей или трое, кажется, – узнал я недавно случаем. Меня разве только для смеха вспоминает.

Михаил. Ну и что?

Василий. Так. Нюрка твоя, конечно, ничего. Пообтрепалась она в завкоме в последнее время, обшаблонилась. Раньше как-то душевнее была, ярче… Слушай, откровенно скажи: ты вот только ее и любил?

Михаил. Ее. Ну, еще одна была. Та не в счет.

Василий. Кто это?

Михаил. Нет ее тут, уехала давно.

Василий. Не скажешь?

Михаил. Незачем.

Василий. А которую больше?

Михаил. Несравнимо это.

Василий. В какую сторону?

Михаил. Ну, ладно, не залезай, куда не приглашают.

Василий. Чудной ты, Миша. (Смеется.)

Михаил. Чем это?

Василий. Да я каждое твое дыхание знаю, и вдох и выдох, как ты мое. И в детдоме кроватки наши рядом стояли, и теперь койки в общежитии по одной стенке выровнены.

Михаил. И что?

Василий. Все, друг милый, я про тебя знаю.

Михаил. Что?

Василий. Ладно, не таращь глаза.

Михаил. А ты скажи.

Василий. Ох, любишь ты все в себе в одиночку таскать. Смотри, не надорвись когда. От всех у вас заперто было, да не от моего глаза.

Михаил. Да ты скажи, на что намекаешь-то, балда?

Василий. У-ух, копилка ты беззамковая, навечная!

В калитку входит Майя Мухина.

Майя. Мишенька, с наступающей.

Михаил. Здравствуй, Майя, приходи завтра.

Майя. Обязательно. Потанцуем. Здравствуй, Василий.

Василий. Я думал, ты в город уехала.

Михаил ушел в дом.

Меня, что ли, ищешь?

Майя. Тебя.

Василий. Вот я.

Майя. Вижу… Разлюбил?

Василий молчит. Майя заплакала.

Василий. Ну чего ты… Тебе со мной хорошо было?

Майя. Очень!

Василий. Ну, скажи спасибо, и на этом покончим. Зачем плохо-то делать?

Майя. Гад ты ползучий, вот ты кто.

Василий. Быстро переквалифицировала!

Майя. Вася! (Бросилась к Василию, хотела его обнять, но он отбежал в сторону.)

Василий. Не любишь ты меня, вот что.

Майя. Я? Ты что? Это ты, ты меня не любишь! Я к тебе всей душой.

Василий. Да не душой ты, а телом, вот в чем беда.

Майя. Паразит!

Василий. Не лайся.

Майя. Душа тебе нужна, выродок.

Василий. У тебя же незаконченное высшее образование…

Майя. А у тебя ремесленное. Понимал бы разницу, детдом проклятый!

Василий. Детдом… Правильно я тебя раскусил. Вот уж полную пазуху камней накопила. Детдом!.. У детдома душа есть, веселье, а у тебя эгоизм один. Детдому-то, может быть, именно тихая ласка нужна, слово. А у тебя, знаешь, один ход – полный вперед всем корпусом. Так ведь и обожраться можно.

Майя. Вон как?! Ладно! Слетит твоя рожа с Доски почета, не видать тебе прибыльной работы. (Зовет.) Миша. Миша!

Входит Михаил.

Я тебе официально, как комсоргу цеха, говорю: поставь об этом аморальном типе вопрос. Мало того, что с моей лучшей подругой Мигуновой поступил как последний подлец. Если бы ты, Мишенька, слышал, как она убивалась и плакала. Припала головой мне на плечо, и вздрагивает, и вздрагивает. А если ты по дружбе покрывать его начнешь, то, Мишенька, и тебя пощекотать придется, хотя ты – парень сам по себе безобидный. Учти! (Подошла к Василию.) Добром говорю: пойдем прогуляемся по-хорошему, я не обидчивая.

Василий. Все высказала?

Майя. Все.

Василий. Ну и отдавай швартовы.

Майя. Смотри, Михаил, и на тебя жаловаться будем. Помни, Вася, я сейчас в эту крутую гору бежала не затем, чтобы тут поплакать. В одной книжечке вычитала: женщина, полюбив, способна и на величайший героизм, и на величайшую подлость. Ты, поди, не читал, потому что больше футболом интересуешься. Так попомни! (Ушла.)

Василий. Ну, знаешь, раскрыла всю свою сущность! Я в последнее время чуял, что она нехорошая, но до такой степени…

Михаил (передразнивая). В последнее время… Правильно раньше делали, что по три года ухаживали, выясняли. А у нас теперь чуть защекочет: ай, скорей! Скорей! Как ты сразу-то ее не раскусил?

Василий. Доверчивый я. Показалось мне что-то в ней, померещилось. Что-то она в первые-то разы стоящее мяукала. Видать, тоже из какого-то сочинения напрокат брала. Я и развесил махалки. Нежность-то я люблю.

Михаил. Вот теперь и женись на ней.

Василий. Еще чего! Такая сожрет и по косточке через день выплевывать будет да еще облизываться.

Михаил. Она тебе не Мигунова. Она, знаешь, на плече у всего завода рыдать будет.

Василий. Ну и что?

Михаил. Повертишься. Это ведь я один знаю, что ты парень хороший, хоть и пакостник, а в глазах-то всех как выглядишь?

Василий. Как? Ведь ей, гадюке, хорошо со мной было. Ведь я ей настоящее чувство дарил. Я всегда настоящее, всем. А как настоящее уходит, я и сам ухожу. Я же не обманываю.

Михаил. Ты тут у меня заплачь, все тебя и пожалеют.

Василий. От этого не только плакать, удавиться охота. Что это тебя, понимаешь, норовят в собственность взять? Я не хочу, знаешь, этих узов брака. Я вообще никаких узов не люблю и не признаю. А на тебя со всех сторон узы, узы так и набрасывают.

Михаил. С людьми живешь, не на луне. Поди залетай туда первым, кувыркайся в одиночестве, делай что хочешь.

Василий. А! И туда с земли команду подавать будут.

Михаил. Таких,