Память тела - Михаил Наумович Эпштейн

В заставке герой подмигивает зрителям: «Вы готовы к новому преступлению?» В квартиру, где готовится убийство, пришла очередная красавица-жертва. Нажимает на кнопку звонка… Как всё скучно и предсказуемо! Он тоскливо смотрит через голубой экран на пустоту предстоящего вечера…

Вдруг несколько звонков подряд. Серебряная трель?!.

Он вздрагивает и бежит открывать дверь[5].

Торжество искусства

Они познакомились в компании, где было много художников. Он спросил своего приятеля-искусствоведа: что это за девушка? чем занимается?

– Богема, но вполне успешная. Получает гранты. Что-то левое, прогрессивное, но и мистическое. Её проект называется «61». Сейчас ведь финансирование идёт в основном по точечным проектам. Я тебя представлю…

Оказалось, что «61» – это вызов устоявшимся представлениям о ходе времени. Мы привыкли мыслить минутами и часами: 60 секунд, 60 минут. А 61 – это выход за пределы округлого, которое выражает себя в ноле. Кажется, всё закончилось: пролетела минута, прошёл час. А оказывается, всё только начинается. 61 – знак нового начала, когда вроде бы всё уже позади. 61 – рывок в будущее, в неизвестность.

– Как интересно!

Они обменялись телефонами, с обычной любезной формальностью. Однако уже на следующее утро она ему позвонила и пригласила на большую выставку современного искусства. Там у неё была своя маленькая экспозиция: двенадцать будильников, где стрелки замирают на первой минуте каждого часа. А также видео, где крутятся стрелки часов, и когда доходят до первой минуты, раздаётся взрыв, уничтожающий часы, то есть само время. А ещё там был вывешен плакатик с цитатой из книги по нумерологии:

«61 – это великая тайна любви, которая изменяет человека к лучшему, окрыляет его на благородные поступки и добровольные жертвы».

– Понимаешь, – говорила она ему (они почти сразу перешли на «ты»), – Бог создал мир за шесть дней и почил на седьмой. 6+1 – формула миротворения. Когда Бог отдыхает от своих трудов, он творит главное – свободу. Шестьдесят один – это выход из замкнутого круга, из круговорота времени и вещества в природе.

Ему это нравилось. Хотя он не совсем понимал, почему нужно фотографировать дома под номером 61 на разных улицах. Почему во время поездок нужно искать цифру «61» на всех указателях. «61 километр до станции Кривошеево». И вот она стремглав сбегает на перрон, чтобы, чуть не свернув себе шею, успеть в эффектном ракурсе запечатлеть эту цифру. Так она готовилась к очередной выставке. Нужно было во что бы то ни стало набрать как можно больше знаков «61» – под этот проект ей выделяли средства на путешествия и фотосъёмку, потому что «61» было знаком прогресса и неостановимого движения времени посреди инерционного мира, пытавшегося замереть на определённой минуте или часе. А она своим искусством не позволяла ему успокоиться, толкала вперёд.

Однажды, после посещения очередной выставки, чтобы ему далеко не ехать домой, она предложила ему переночевать у себя. Застелила широкую кровать. Он вытянулся, а она свернулась рядом с ним калачиком, продолжая разговор. Ему невольно подумалось, что они теперь вместе изображают «61»: она – шестёрка, он – единица. Но ничего ей не сказал. И своего положения не изменил. Она потрепала его по руке, он ответил встречным, дружески-сдержанным жестом.

– Ты как? – спросила она.

– Устал, – ответил он, изобразив самую сердечную улыбку.

– Мне уйти?

– Нет, я вот ещё хотел спросить…

Поговорили несколько «минут с секундами», по её любимому выражению, – и она ушла спать к себе.

Потом он уехал в долгую командировку – и там вдруг стал по ней скучать. Воображал её фигурку в виде цифры «6» – и мучил себя упущенными возможностями. Часто ей звонил и даже стал позволять себе фамильярный тон, какого не допускал раньше. Спрашивал, в каких позах застал её его звонок. А она ему перестала звонить. Говорила, что никак не может запомнить новый, командировочный номер (это было ещё до мобильников).

Он вернулся. После совместного посещения очередной выставки сам напросился к ней в гости, и она рассказала, что… встретила одного человека. Коллегу на подработках по оформлению квартир. Ни о чём серьёзном между ними не может быть и речи, но как временный партнёр он её устраивает.

– Для первой новой секунды? – мрачно спросил он.

Она засмеялась:

– Не сердись. Больше всего я боюсь потерять твою дружбу.

И в знак полного дружеского доверия предложила:

– Хочешь послушать, как я кричу? Когда со мной это происходит. Я сама удивляюсь, но это я.

Включила запись на телефоне. Он послушал. Да, это был мощный звук любовной удачи, торжества, слияния и взрыва.

– Единица прибавляется к шестёрке? – мрачно пошутил он.

Она задумалась, как будто поражённая этой новой мыслью. А его уже начинала душить досада.

– Скажи, пожалуйста, почему ты мне тогда позвонила – сразу, на следующий день? Разговор ведь был самый обычный.

– Дело не в этом. Я почувствовала… ну, это как знак свыше… что ты мой человек.

– И в чём это выразилось?

– Как? Разве ты не знаешь? Не помнишь своего телефона?

И только теперь его осенило: 961–769–3361.

– Мне ещё никогда не попадался мужчина с таким говорящим номером, – продолжала она. – Перст судьбы. Так ведь и оказалось! Мы друзья?!

Чувствуя, что уже всё потерял, он решил идти до конца, выложить всё начистоту, не боясь оттолкнуть её сарказмом.

– Скажи, а когда ты впервые пригласила меня ночевать и свернулась рядом со мной калачиком, это тоже был «61»?

Она неимоверно удивилась – и даже вздрогнула от поразившего её художественного открытия.

– Ничего подобного и в мыслях не было. Но теперь я знаю, что ты гений! Я люблю тебя! Ты гений!!!

И она порывисто его обняла…

Зияние, или Заклятие кистью

Рот, орган речи, – промежуточное звено между мозгом и лоном, органами мышления и зачатия. Если у женщины при разговоре выразительно растягиваются губы, если она чётко и обаятельно выговаривает слова, значит есть высокая вероятность того, что столь же выразительно она произносит «глаголы бытия».

Леандро ди Винченцо. Трактат о частях человеческого тела

У художника Вагина были две любимые картины: «Происхождение мира» Гюстава Курбе и «Крик» Эдварда Мунка. Он пытался понять, что же их объединяет, и вдруг осознал, что это две вариации на одну тему. Зияние, из которого исходят любовь и смерть, порыв желания и вопль ужаса. Разверстое лоно, разодранный рот. И задумал написать картину, которая объединит Курбе и Мунка в одно целое.

Он много раз брался за кисть, но замысел оставался голой схемой. Нужно было наполнить его чувственным опытом, возродить в своей памяти то, что