Кляпа 3 - Алексей Небоходов

как липучки на старых кроссовках, но Кляпа только горделиво вздёрнула нос и выбрала цель: солидного мужчину лет сорока, в костюме и с таким выражением лица, будто он уже пережил три брака и два банкротства.

План был прост и гениален, как всё, что придумывалось на бегу. Кляпа незаметно, но намеренно приблизилась к мужчине. Валентина, наблюдая изнутри, поняла замысел сразу и попыталась заорать от ужаса, но максимум, что могла – это мысленно махать руками, как в мультике про привидений.

Станция дернулась, вагон качнулся, и Кляпа, конечно же, не удержалась на ногах – а точнее, сделала вид, что не удержалась, – и мягко приложилась всем телом к мужчине, как если бы хотела с ним слиться в одну анкету для соцопеки.

Тот вздрогнул, словно его обожгли утюгом. Лицо изменилось мгновенно: из усталого унылого чиновника он превратился в встревоженного подростка, который впервые почувствовал, что у женщин вообще—то есть мягкие места, и они иногда соприкасаются.

Кляпа же, как истинная артистка, изобразила полную невинность: ах, мол, какая неловкость, простите—простите, сами видите – вагон, народ, культура падения на мужчин отработана плохо. А сама тем временем аккуратно продолжала касаться бедром его бедра, плечом его плеча, а бедром другого бедра того, чего трогать в приличном обществе не принято.

Валентина внутри сжалась до размеров неудачного кексика. Мужчина начал странно покашливать, ёрзать, снимать и надевать очки, шмыгать носом и всё больше превращаться в комок нервов и гормонов.

А Кляпа, словно опытная режиссёрша, только чуть наклонила корпус вперёд и, прижавшись к мужчине вплотную, начала едва заметно тереться лобком о его бедро, с тем же изяществом и невинным выражением лица, как дирижёр, поднимающий палочку перед началом вальса: мол, держи темп, мальчик, не отставай. И, кажется, если бы вагон проехал ещё одну станцию, у мужчины в штанах зацвёл бы целый сад бабочек. Валентина при этом чувствовала всё – каждый миллиметр чужой реакции, каждый стон души, каждую каплю липкого испуга.

В какой—то момент ей даже показалось, что, если бы на вагоне стоял измеритель неловкости, он бы взорвался, обдав пассажиров конфетти и сиреневым дымом.

На следующей остановке мужчина выскочил из вагона с такой скоростью, что на мгновение показалось: метро обзавелось новой системой экстренной эвакуации. Его портфель, забытый на полу, остался сиротливо валяться у ног Кляпы, а вокруг – затишье, полное многозначительных взглядов и нервных шмыганий носами.

Кляпа гордо откинула волосы назад, будто ветер океана трепал её локоны, и, не обращая внимания на всё это мелкое людское шушуканье, вальяжно поправила юбку. Валентина в этот момент мечтала умереть. Или хотя бы закопаться в первый попавшийся рекламный стенд.

На этом чудесном моменте – с гордо стоящей посреди вагона Кляпой, с выпученными глазами Валей внутри и оставленным портфелем у ног – день только начинался.

Офис встретил Валентину как буря встречает плохо пришитый зонт: с яростью, недоверием и явной готовностью вырвать из реальности последний оплот здравого смысла. Уже у самых дверей она почувствовала, как воздух вокруг сгустился, будто кто—то сварил его в одном котле с кофе и сплетнями.

Мужчины, едва завидев её, начинали вести себя так, будто вместо обычной коллеги в здание вошла ожившая реклама нижнего белья. Кто—то пытался незаметно поправить галстук, кто—то в панике терял документы, а особо впечатлительные – собственное достоинство в глазах начальства. Один бедолага уронил папку с отчётами прямо под ноги Кляпе и, пытаясь её поднять, заодно ухитрился ухватиться за каблук Вали. Он замер на секунду, как лягушка под взглядом удава, а потом, сдавленно хрюкнув, рванулся прочь, оставив на ковролине след в виде жирного пятна стыда.

В коридоре зашушукались женщины. Они сбились в плотные стаи возле кулера и в углах офисных лабиринтов, напоминая опытных рыбаков на базарной площади, обсуждающих размеры самой жирной щуки. Одни шептали о таинственном любовнике, якобы поселившемся у Вали в шкафу вместе с коллекцией туфель на каблуках убийственной высоты. Другие подозревали секту – причём не какую—нибудь унылую секту на тему «возлюби брокколи», а настоящую, с ритуалами, заклинаниями и, возможно, жертвоприношениями отделу бухгалтерии.

Кляпа, не снижая царственного размаха, вела Валентину сквозь офис, как дирижёр ведёт оркестр к триумфальному финалу. Походка – лёгкая, уверенная, в меру вызывающая, в меру убийственная для позвоночника. Плечи отведены назад, бёдра покачиваются так, что, если бы офисный линолеум был хоть чуть живее, он бы взмолился о пощаде. Полуулыбки метались направо и налево, ловя души несчастных сотрудников, как сети ловят беззащитную селёдку.

Валентина внутри сидела в стеклянной банке собственного сознания и лупила кулачками по стенкам, наблюдая за происходящим с ужасом. Она чувствовала себя то ли узником, то ли марионеткой на балу уродов. Каждая улыбка коллег, каждая фраза, адресованная этому новому облику, казались ей пощёчиной по гордости и гвоздём в крышку гроба её скромной, тихой, забитой личности.

Когда мимо неё проходил начальник отдела логистики – лысоватый, пузатый и вечно пахнущий одеколоном «Морской бриз для пенсионеров», – он чуть не врезался в кофемашину. Причём сделал это с таким энтузиазмом, что пролил кофе на белую рубашку и, не растерявшись, выдал: «Это к счастью!» – и быстро ретировался в подсобку, оставляя за собой шлейф аромата паники и стыда.

Кто—то из айтишников уронил ноутбук, не выдержав зрелища Валиных ног в туфлях—убийцах. Ноутбук с предсмертным писком задымился, добавив в офис запаха сгоревших надежд и битых пикселей. Валентина внутри вскрикнула, но Кляпа только кокетливо щёлкнула каблуками, как дирижёр палочкой о край пюпитра, созывая новый акт абсурда.

Женщины, наблюдая за этим представлением, спорили всё жарче. Марина из бухгалтерии ставила на то, что Валя вступила в подозрительную сеть финансового коучинга, где за миллион рублей учат, как правильно носить красные каблуки и разрушать жизни мужчин одним взглядом. А Лена из отдела кадров, закусывая бутербродом с колбасой, уверяла, что всё проще: "Накупила курсов по соблазнению в интернете, вот теперь и тренируется на живых!"

Кляпа тем временем наслаждалась каждым моментом своего торжества. Внутри тела Вали происходил целый театр жестокости: прикосновение к дверной ручке было похожим на приглашение в рай; взгляд через плечо – на смертельный выстрел в сердце каждого несчастного, кто осмелился посмотреть в её сторону дольше одной секунды.

Кофемашина, невинный свидетель вчерашних скучных утренников, за день стала местом паломничества. У кулера вообще собрались все те, кому хотелось поболтать, посплетничать и обсудить новую офисную легенду. Особенно горячо обсуждали юбку Вали: одни видели в ней вызов корпоративной этике, другие – пощечину здравому смыслу, третьи же – откровение, ниспосланное прямо с