Ельник - Ульяна Ма

мокрого взгляда сначала не узнал, а потом, все-таки протерев лицо небрежным жестом, разглядел советника Миркула. Он в своем одеянии-халате, расшитом золотыми нитями, не выражал ни беспокойства, ни удивления. Лишь вежливо и тепло улыбался и спокойно глядел на юношу снизу вверх.

– Господин Марк, я прошу простить, что помешал, но дело неотложное.

– А ты точно не ошибся комнатой? – несмотря на вопрос, Марк отшагнул от двери, разрешив советнику войти. Он прошагал по осколкам разбитого зеркала, посмотрел на стол с перепачканными кляксами бумагами и беглым взглядом окинул книги.

– О, изучаете наш диалект? Да еще и по стихотворениям. Нелегкий путь, но похвальный.

– Что хотел? – Марк чуть не пихнул советника плечом, занимая место за столом. Развернув кресло так, чтобы хорошо видеть гостя, Марк тяжело опустился в него, вальяжно раскинув ноги и руки. Ни страха, ни стыда юноша не испытывал; в какой-то мере он даже почувствовал радость от присутствия Миркула, ведь его наличие здесь, в его покоях, отвлекало юношу от того клубка колючих змеиных мыслей. Об одиночестве, о любви, о Маре.

Советник, поправив влажное покрывало на кровати, сел на краешек, подобрав полы своего халата и разгладив складки на коленях. Он тоже не выглядел растерянно и смущенно; напротив, состояние Марка, да и бардак в его комнате, как будто виделись ему обычными и ожидаемыми.

– Сразу к делу, да? – он улыбнулся, и, о боги, сколько яда было в этой улыбке! Марк нахмурился: амулет на его шее вдруг снова стал источать тепло. Но Мама молчала. – Я вижу, что не ошибся в том, что с княжной Мареной вы близки. Ведь иначе чем объяснить ваше… угнетенное состояние накануне ее отъезда.

– Она еще не приняла решение.

– Боюсь, что приняла. Марена, пусть и юна, все же осознает ответственность перед своей крепостью. Союз поможет вашему городу встать на ноги. Даст деньги, торговые контракты, продукты, солдат, рабочую силу, новых мастеров. Она не откажется от переезда, даже если не хочет этого.

– Она выбирает тебя? Она так сказала? – Марк напрягся, чуть двинувшись вперед в кресле. Его кулаки непроизвольно сжались, а мышцы напряглись настолько, что на лбу начали проступать вены. Миркул какое-то время молчал, с непонятным удовольствием разглядывая юношу, а Марк уже прокручивал в голове возможные сценарии развития: убить Миркула. Спрятать тело. Нет, нет… в саду не выйдет. Сначала под кровать. Или выбросить в окно? Нет, нет, найдут…

«Спокойнее, милый, спокойнее, не торопись».

– Боюсь, что она не выбирает моего князя, – Марк мгновенно расслабился и снова начал дышать. – Пока что. Сегодня у нас запланирован ужин. Я приложу все усилия, чтобы сердце княжны склонилось в нашу сторону, но… я все же хочу перестраховаться. И поэтому я пришел к вам, господин Марк. С предложением.

– Тебе нечего мне дать, – Марк демонстративно закатил глаза, снова расслабившись в кресле. Миркул, понимающе улыбнувшись, поднялся с кровати и, подойдя к Марку, протянул ему ладонь для рукопожатия.

– Что ж. Жаль, что вы не захотели выслушать моего предложения.

Марк отрешенно, всеми силами демонстрируя равнодушие и презрение, протянул ему руку в ответ. В этот же момент Миркул, резко притянув Марка к себе с неожиданной силой и прытью, свободной рукой схватил амулет на его шее и с легкостью порвал бечевку, на которой тот держался. Отскочив, ловко, как кот, советник поднял руку с крепко сжатым амулетом над головой быстрее, чем Марк успел подняться в кресле.

– Дернетесь – и я сломаю вашу игрушку, – сказал советник. Марк замер, остолбенел, так и не встав с кресла. Его сердце перестало биться, а дыхание перехватило от ужаса и пустоты, вдруг нахлынувшей на его голову. Горячий пот мгновенно стал холодным, по телу пробежали скользкие пальцы мурашек, в горле встал немой ком.

Пустота и страх охватили Марка. Он никогда не ощущал ничего подобного.

– Я слушаю, – одними губами произнес юноша, не осознавая собственной речи.

– Вот так. Видите, дать я вам ничего не могу, а отнять – могу, – Миркул опустил руку, но по крепко сжатому кулаку было ясно, что он все еще может раздавить деревянное перышко без усилий. – Любопытная игрушка у вас, господин. Уж не знаю, как вы привлекли внимание такого духа, но заточить его уж точно непросто. Если, конечно, дух сам того не захочет по каким-то причинам. Ну, тогда к делу.

Миркул двинулся к двери. Мягко, осторожно похрустывая осколками зеркала и не сводя глаз с Марка.

– Я верну подвеску завтра утром, если ты сделаешь все, как я скажу. Я видел, что ты водишь дружбу с капитаном стражи и одним из ваших воевод. Сделай так, чтобы стража всего дворца в эту ночь испарилась. Не знаю… закати им праздник. Отправь в бордель. Прояви фантазию! – Миркул больше не улыбался. Марк в оцепенении смотрел на него искоса, боясь сделать лишнее телодвижение. – Это в ваших же интересах, ведь если останется стража, я все равно сделаю все, что захочу, но будет очень много трупов. Не исключено, что и вы будете среди них. Понятно, молодой человек?

– Что ты, лыхонь тебя возьми, задумал? – Марк процедил это сквозь зубы, чувствуя, как голова на плечах начинает трястись от напряжения, с которым двигаются его губы и челюсть. – Если хоть волос с головы Мары…

– Мара – драгоценная жемчужина и дар этому миру, мой друг, мы в этом отношении к ней так похожи, – свободную руку Миркул положил на дверную ручку. – Она будет цела, невредима и в безопасности. Куда большей безопасности, чем есть сейчас.

– Тогда что ты задумал, я не понимаю, – наконец Марк нашел в себе силы слегка повернуть голову к Миркулу, так, чтобы видеть его лицо. Его выражение не изменилось: прежняя приветливая улыбка и лучики в уголках глаз.

– Хм. Пожалуй, здесь наши с вами желания снова совпадают. Удивительно, все-таки кое-что я могу вам дать, – Миркул приоткрыл дверь, готовясь выскользнуть наружу. – Я убью Дауда.

– Все же у вас чудесные места.

Илай ласково говорил с Марой, пока они прогуливались по вечернему саду. Она с особой внимательностью смотрела по сторонам: на холодное небо, покрытое розовеющими облаками, напоминающими молодые наливные яблоки; на еловые лапы, стелющиеся вдоль дорожек; на кусты и лиственные деревья, где только начали набухать почки. Мара не успеет увидеть расцвет весны, не ощутит скудное, но ласковое солнце, не пробежит босиком по цветному земляному пологу. Этот сад больше ей не принадлежал.

Илай подал ей руку, когда они взбирались по мостику через совсем обмельчавший пруд. Помощь ей, все детство носившейся по этому мосту, была вовсе не нужна, но