Ельник - Ульяна Ма

– Независимо от моего выбора, я буду тосковать, – задумчиво произнесла она, остановившись на середине моста и заглянув в мутную ледяную воду пруда. Дрожащее отражение слезливо смотрело на нее в ответ.

– Тоска по дому – одна из самых сильных наряду с потерей близких людей, – улыбаясь, Илай держался на почтительном расстоянии от Мары, но все же был достаточно близко. Ей не было некомфортно рядом с ним, она не ощущала опасности и тревоги и даже могла подпустить его ближе, чем прочих. – Когда я воевал, я безумно истосковался по своему подземью. И хоть я всю жизнь провел там, раз или два в день выходя на поверхность, я понял, как мне близка и дорога моя крепость, пепельная земля над ней. А ведь поначалу я безумно радовался южной жаре и тому палящему солнцу.

– Илай, не усугубляйте мою печаль, – Мара чуть улыбнулась, из-за прядей волос поглядывая на старика.

– Вы и без меня знаете, как это тяжело. Но знайте также, что я разделю с вами тоску. И кроме того, Сгоревшие земли всего в шести днях езды. Вы будете навещать крепость тогда, когда пожелаете.

– Добрый друг, вы говорите так, словно я уже приняла решение, – она сделала шаг назад, но в движениях плеч и стана проскальзывала девичья игривость, заметная глазу старого князя. – У меня еще три кандидата, кроме вас. И, может быть, какой-нибудь тайный любовник, как туз в рукаве.

– Ничуть не хочу ограничивать ваши решения, – он слегка, сипло рассмеялся в бороду. – Юноша Кир – самый опасный мой конкурент. Или, быть может, загадочный южный князь больше отзывается вашему сердцу?

– Вы говорите о нем с осторожностью, – Мара приметила легкое, едва уловимое изменение в его голосе.

– Да, с Хрисош мы воюем на одной стороне. Формально. – Илай задумчиво пригладил бороду. – Хотя они в большей мере держатся особняком от основных боевых действий, пуская в ход Алых солдат лишь тогда, когда сражения подходят близко к их стенам. Их богатство и мощь уже давно могли бы переломить ход войны, но Хар-Шалай будто сдерживает свои силы.

– Подозреваете его в чем-то?

– Ох, дорогая моя Марена, не хотелось бы посвящать вас в эти военно-политические нюансы, но ваше любопытство похвально. Южане в целом обладают горячим нравом, и раз уж они не влетели в сражение с разбега с воинственным кличем, значит, у них на то крайне веские причины. Догадки распространять не буду, все же вы принимаете гостей Пустынной крепости.

– По советнику Миркулу не сказать, что у него горячий нрав. За все то время, что мы с ним общаемся, он показался мне спокойным и рассудительным, даже… человеколюбивым.

– На то он и советник. Холодная голова важна, когда сердце полыхает.

День все больше близился к вечеру. Распрощавшись с Илаем, Мара поспешила переодеться к ужину, который должен был пройти наедине с советником Миркулом. Матушка выделила каждому из князей по несколько прогулок и по одному уединенному свиданию, чтобы Мара могла без стеснения пообщаться с кандидатами, без посторонних глаз и ушей. Служанки уже приготовили ей несколько нарядов, из которых девушка выбрала самое теплое и простое платье, закрывающее шею, плечи и руки. Выгнав прислугу, она взялась переодеваться самостоятельно.

– Илай кажется мне хорошим мужчиной, – неожиданно произнес Дауд. Эти дни молчание, часто повисающее между ними, звучало по-особому. Напряженно, недосказанно, пусто.

– Он ровесник моей мамы. А она немолода. – Мара неловко затянула корсет. Ей не понадобились служанки, ведь затягивать его туго она не собиралась. – Хоть ты и прав. Он добрый. Вроде искренний.

Они переглянулись с какой-то скрываемой печалью.

Стол был уже накрыт. Миркул встретил ее с поклоном, поцеловал руку, выдвинул кресло, хоть на то здесь стояли слуги. Подали утку, запеченную с грушами. Виночерпий подлил Маре вина, и она жестом велела оставить бутылку на столе. Усталость копилась всю эту неделю, и завтрашним вечером настанет ее пик. А пока Мара, изображая расслабленность и леность, улыбалась и кивала всему, о чем говорил советник.

– Я полагаю, решение вы приняли, – он подлил ей в полупустой бокал еще белого вина. Мара пила быстро, забываясь о манерах и об облике благопристойной девицы.

– У меня еще почти сутки. Завтра вечером и узнаете. – Игриво улыбаясь, Мара отрезала кусок утки.

– Уверен, в глубине сердца вы решили еще в первый день, – Миркул чересчур серьезен. – Пустынная крепость блистает золотом и горит красным камнем, но с вашими усилиями она преобразится в невероятное произведение искусства.

– А вы уверены в себе, – Мара продолжала настойчиво улыбаться, выискивая на лице Миркула хотя бы тень игривости, но он оставался серьезен. Более того, глядя в ее лицо, он смущал Мару, словно изучая его, стараясь найти в ней что-то важное.

– Я уверен в достоинстве моего князя Хар-Шалая. А вы?

– Разумеется, я верю в его достоинство, как и в достоинство всех других князей. Это не означает, что я уеду с вами.

– Ваши подруги и прислуга наверняка уговаривают вас отправиться на юг. Это мечта северянок, я слышал.

– Не знаю о таких мечтах, – она откинулась в кресле с бокалом в руке. – Моя сестра и впрямь уехала туда, но на войну, вслед за возлюбленным. А подругами я не обзавелась.

– Как же так, – он удивленно вскинул брови. – Кто же для вас служит добрым плечом?

– Дауд, – Мара кивнула на стража. Столкнувшись с его взглядом, она заметила едва скользящую обеспокоенность желтых глаз. – А в детстве у меня был друг.

– Нефилим и юноша, значит, – Миркул задумчиво жевал мясо. Теперь Мара заметила: он не притронулся к своему вину, а она опустошила почти всю бутылку. Поджав губы, девушка решила, что лучше ей говорить поменьше. – Интересный выбор. Связано ли это с вашими особенностями?

– О чем вы говорите? – Мара настороженно отставила бокал.

– Вы с трудом смотрите людям в глаза, нервничаете в обществе, стараетесь закрывать тело одеждой, хотя в вашем нежном возрасте девушки, напротив, упиваются своей красотой. Не смеетесь, натянуто улыбаетесь. Вы образована не по годам, значит, все детство провели за книгами, и ваше знание нашего диалекта тому подтверждение. Много молчите. А когда говорите, то заметно, что ваша речь заготовлена. Что это, если не особенности? Болезнь? Расстройство?

Мара потупила взгляд. Зубы ее сжались так плотно, что она услышала скрежет, но не смогла разжать челюсть.

– Я смутил вас? Прошу простить. Посчитал, что моя наблюдательность похвальна в ваших глазах, но, кажется, перегнул. Приношу сердечные извинения, госпожа Марена.

«Засунь свои извинения себе…», – подумала Мара, но ничего не сказала. Инстинктивно улыбнулась, но тут