Явье сердце, навья душа - Марго Арнелл

Яснорада стиснула пальцы в кулак, чтобы не дрожали. А сама вглядывалась в одежды людей, что окружали Богдана, в распущенные по плечам, странно стриженные локоны девушек — на вид, ее ровесниц…

— Они приходят оттуда, Баюн. — Голос ее был мертвенно спокоен.

Так бывает, когда напуган до смерти… Хотя все, что Яснорада знала о смерти, она подчерпнула из книг. Чужих книг, не принадлежащих ее реальности.

— Кто?

— Мои гости. Теперь я точно знаю: они приходят из мира гусляра.

Глава шестая. Калинов мост

Позабыть о том, что ей открылось, было невозможно. Даже для Яснорады, что всеми своими корнями вросла в странный, но родной Кащеев град. В стены избы, в лежащую за ее пределами землю. Даже в чужой, не ей принадлежащий, дворец, чужой в котором она себя и ощущала.

Сомнения точили изнутри, своими жалящими прикосновениями не давая покоя. Всякий раз теперь, как к ней приходили гости, Яснорада заводила с ними разговор. Спрашивала, как зовут их, откуда прибыли. А значит, делала то, что Ягая с самого начала делать ей запретила.

Ничего она не узнала. Ничего гости не помнили, будто память их была объята туманом. Осталось лишь одно средство: спросить саму Ягую.

— Ты многому учишь меня… — начала она, как только мать появилась в избе.

Словно услышав что-то новое в голосе дочери, Ягая замерла на пороге. Чуть опустила голову, выжидая, словно высматривающий жертву дикий зверь. Это Яснорада собиралась вызвать Ягую на бой — и стоять до последнего, держа оборону. Так отчего она чувствовала себя добычей?

Яснорада тряхнула головой. Она привыкла не отступать перед бойкими, уверенными в себе невестами Полоза. Не отступит и перед матерью, пусть и видит в ее глазах предостережение.

— Так расскажи, куда уходят те, кого я встречаю? Кого пою, кормлю и в баню провожаю?

— Остаются в Кащеевом граде.

Яснорада покачала головой.

— Не все.

Ягая пожала плечами, скрытыми расписной шалью.

— Жизнь течет, как река, и они следуют за ее течением. Кого-то выбрасывает на тихий берег, кого-то несет вперед. Порой — на острые камни или прямиком в водоворот. Порой — на златые пески и берега кисельные.

Яснораде не привыкать слышать велеречивые, туманные объяснения матери. Только сейчас в голову закралась мысль: быть может, Ягая говорила так витиевато, когда не желала отвечать?

— Откуда тогда они приходят?

— Из разных мест, из разных городов, принесенные все тем же вечным течением.

Баюн, затерявшийся в тени под лавкой, страдальчески вздохнул.

— Почему именно мы их принимаем? — с упорством, достойным приснопамятного быка, продолжала допрос Яснорада. — Почему кормим, поим и одежду свою даем?

— Таков обычай.

Стало стыдно, когда Яснорада услышала слова, которые сама Баюну говорила. Она что, заморская птица, попугай говорящий, который только и может, что повторять за словами того, кто его обучил? Как будто в ее голове нет собственных мыслей, а на языке не может быть сплетенной ей самой вязи слов.

— Мы живем у врат, Яснорада. Кому, как не нам, их встречать? Неужель ты впустишь в свой город гостя голодным, усталым и одетым в заморские одежды, которые выдадут в нем чужака?

— Почему, когда гостей встречаю, вижу мост, а когда провожаю, вижу распахнутые ворота и дорогу в город?

— Так ведьмы мы, и изба у нас ведьминская. — Впервые за весь разговор Ягая позволила себе лукаво улыбнуться. — С какой стороны гость подойдет — в ту она и поворачивается. Как провожает — путь к городу гостю показывает. Кличет кому надо, и ворота открываются. И мы за гостя спокойны, что не заблудится по дороге.

Колдовская сущность избы Яснораду не удивила. Но что-то пряталось за словами Ягой, за их ровным, выверенным частоколом, которые она выставила прочным щитом перед собой. И в том беда, что Яснорада не знала, какие задавать вопросы, чтобы уличить мать в недомолвках.

— Почему у нас иные книги? Почему жизнь в них так отличается от нашей?

— Так выдумки все это. А где не выдумки — там земли заморские.

Про блюдце Яснораде не хотелось говорить, и все же она своими глазами видела, что тот мир, который всегда казался ей выдуманным, существует.

— Что лежит там, за терновым лесом?

— Царство Полоза да другие царства. Всех и не упомнишь.

Мудрая ведьма, знающая больше остальных, порой казалось — больше самой царицы, и не помнила?

— Почему из этих земель мы никогда вестей не получаем? Не видим ни царей заморских, ни послов, ни гонцов?

А в том, что в нормальных царствах они бывают, Яснорада точно знала — из тех же мудреных книг.

— Далеко мы живем от земель прочих. Не всякая птица до нас долетит.

Зря Ягая это сказала. Ой зря.

— В книгах твоих птицы постоянно щебечут, в небе машут крылами. Наше же небо чисто и мертво.

Тихие слова Яснорады отчего-то заставили Ягую вздрогнуть.

— Устала я от вопросов твоих. Хочу прилечь.

Яснорада долго смотрела вслед матери, что скрылась в опочивальне и дверь крепко затворила за собой. Ягая никогда не жаловалась на усталость. Никогда первой не прекращала разговор. Поощряя ее любопытство — о чужих краях, о выдуманных реальностях, — всегда с радостью объясняла ей все незнакомое. Но стоило только задать вопрос о царстве родном…

Баюн неслышно выбрался из-под лавки. Сел, прижимаясь к ней теплым боком.

— Идем, — с мрачной решимостью сказала Яснорада. — За воротами все равно никто тебя не увидит.

— За воротами? — удивленно мурлыкнул Баюн.

Спорить, однако, не стал — черной стрелой полетел к двери и нетерпеливо переминался с лапы на лапу в ожидании, когда ему откроют.

Яснорада спустилась с крыльца. Изба их колдовская была повернута в сторону города, ворота по обыкновению открыты. Яснорада попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь их закрытыми, но так и не смогла. Собственная память теперь казалась ей явлением непостоянным и доверия не заслуживающим.

Она обошла избу, Баюн хвостатой тенью следовал за ней.

Через огненную реку Смородину, что очерчивала границы Кащеева царства, был перекинут узкий и длинный Калинов мост. Конец его объяло то ли дымом, то ли туманом, и что там, в конце, не разглядеть. Отсюда к их крыльцу и приходили гости — Яснорада нередко видела их, бредущих по мосту. Всегда в одиночестве, будто что-то