Дьяволы - Джо Аберкромби

Якоб ввалился в тронный зал, его дыхание прерывалось то рычанием, то хныканьем. Он полуоблокотился, полуобрушился на ближайшую колонну, опершись предплечьем на холодный мрамор, задыхаясь, вытягивая то одну, то другую ногу. Он пытался избавиться от боли в бёдрах, но так же безуспешно, как и годами раньше. Наконец он глубоко вздохнул, вытер пот с разгорячённого лица и нахмурился, глядя на Змеиный трон.

— Вот вообще неудивительно, — проворчал он.

Герцог Михаэль сидел там, где сидят только императоры, держа обнажённый меч остриём вниз и поворачивая рукоять пальцами:

— Хороший сюжетный поворот, будучи раскрытым, должен казаться очевидным с самого начала. Должен казаться… даже неизбежным.

— Дядя? — Якоб устало фыркнул. — Это твой поворот? Каждый чёртов раз это — дядя.

— Ты, должно быть, это предвидел?

— Ну… нет. — в конце концов, Якоб дал клятву честности. — Но я всегда с подозрением относился к хорошим людям и доверял злым. Возможно, теперь я лучше понимаю их.

— Это вполне человеческий недостаток, — сказал герцог Михаэль. — Добродетель, честность и прощение. Всё это прекрасно в теории, но чертовски скучно. Дайте мне амбиции, обман и месть! В них есть своё очарование, не правда ли? — он нежно погладил подлокотник трона, украшенный змеями. — Мы можем сколько угодно осуждать тиранов и завоевателей, болтать банальности вместе с остальными лицемерами, но неужели ты думаешь, что когда их никто не видит, люди мечтают творить добро? — он посмотрел на Якоба. — Возможно, некоторые и мечтают. Брат Диас и ему подобные безобидные. Но я могу сказать, что я — нет. И я чертовски уверен, что и ты тоже. Возможно, урок в… невозможности по-настоящему изменить свою природу.

— Я пытаюсь. Долго.

— Есть какие-то успехи?

— К моему великому сожалению, не очень большие.

Герцог Михаэль улыбнулся:

— Покажите мне человека, который ни о чём не жалеет, и я покажу вам человека, который ничего не добился.

— Где Алекс?

— Наверху. Служанки заботятся обо всех её нуждах. А остальные из вашей потерянной, безнадёжной и проклятой паствы?

— Задержались внизу. Придётся всё делать мне. — Якоб попытался произнести последнюю фразу рычащей угрозой, но у него перехватило дыхание, и она закончилась старческим хрипом.

Герцог Михаэль, однако, не засмеялся, вставая:

— Печально известный Якоб из Торна? Магистр и охотник на ведьм, крестоносец и тамплиер, чемпион и палач? Кто был бы разочарован таким противником? — он начал спускаться по ступеням с мечом в руке. — Я хочу сказать… за сколько смертей ты ответственен? За тысячу?

Якоб ничего не сказал, лишь оттолкнулся от колонны.

— Две тысячи?

Якоб ничего не сказал, лишь расправил плечи.

— Десять тысяч?

Якоб ничего не сказал, лишь захромал к трону.

— И вот теперь… — герцог Михаэль принял боевую стойку. — Думаю, что, возможно, злодей в этой истории — я.

Вигга ударила стражника с такой колоссальной силой, что его собственная булава застряла в передней части его смятого шлема. Бальтазар, образно говоря, подхватил его прежде, чем тот упал на землю, и, к ужасу товарищей, резко поднял на ноги, словно марионетку, дернув за все ниточки одновременно.

С его полностью сплющенным лицом, он оказался непростым в обращении, но служил эффективным живым щитом, когда другие стражники пытались пронзить Виггу копьями, и после нескольких ударов превратился в ковыляющую подушечку для иголок с торчащими рукоятями и навершием в виде булавы.

К тому времени Вигга сделала ещё несколько трупов, и Бальтазар уже швырял их, истекающих кровью, подпрыгивающих, а в одном случае покушенного в драку. Ах, радость новопогибшего! У него получилось, так сказать, поставить всё на поток и сразу же запускать их в бой. Никакого риска, что они развалятся на куски в пути, и поскольку они были намерены совершить насилие ещё до смерти, проще всего было направить эхо этих порывов на бывших товарищей.

Итак, они вели беспрерывную битву в Висячих садах, на аллеях, обсаженных деревьями, между аккуратными рядами тенистой зелени, на живописных мостах и вокруг журчащих фонтанов. Они забрызгали одно из чудес света кровью, разорвали сумерки криками ярости, стонами боли, воплями ужаса. Они сражались во тьме, освещённой факелами, огнём, вспышками магии. Они сражались насмерть, а во многих случаях и после. Они гнали леди Северу и её стражу мимо вершины Столпа, от дверей базилики к тёмному силуэту Атенея, а мёртвые прыгали, ползли, шатались и тяжело тащились за ними. Когда Бальтазар впервые встретил Виггу, он счёл её варваром, на голову выше, а может быть, и ниже животного. Но опыт, приобретённый в диких условиях, заставил его признать: в диких условиях варвар — это то, что нужно. Требовать от людей качеств, совершенно противоположных их природе — верный путь к разочарованию. Вигга была совершенно бесстрашной, непоколебимо преданной и превосходила в деле причинения насильственной смерти любое живое существо, с которым Бальтазар сталкивался. Стоит лишь отбросить их взаимную неприязнь и сосредоточиться на профессиональном подходе, и они идеально друг другу подошли.

Вигга превращала врагов в трупы, а Бальтазар трупы — в друзей.

Она швырнула человека в воздух, и он врезался в ствол дерева, разбрасывая щепки. Бальтазар схватил его, скрюченного, как откушенная куриная ножка, его таз был раздроблен, и, как бы то ни было, Севера яростно рубанула воздух, разрезав его и ещё один ходячий труп пополам по поясу. Одна пара ног мгновенно упала, а другая, переваливаясь, сделала несколько шагов. Соответствующая верхняя половина, тем временем, пробиралась сквозь траву к ней, хрипя почему-то: «Нашёл тебя, нашёл тебя», — и разматывая след из блестящих внутренностей.

Баптиста и брат Диас крадучись следовали позади, охваченные благоговением. Или, может быть, благоговейным ужасом, но разве есть существенная разница? Бальтазар никогда не чувствовал себя таким сильным: его сердце кипело, мысли были быстры, как обжигающая молния, чувства отточены как лезвие бритвы.

На лужайке перед Атенеем леди Севера закружилась, прожигая тьму струёй огня, такой горячей, что полоска травы под ней запеклась. Баптиста ахнула, брат Диас завизжал от ужаса, но на этот раз Бальтазар был готов. Он шагнул к беспомощной парочке, выхватив бумагу с заранее начертанными кругами.

Он беззвучно произнес пятичастное заклинание, не останавливаясь, не сомневаясь, и пламя Северы втянулось в центр его листа, руны начали светиться сквозь обратную сторону бумаги. Кончики пальцев Бальтазара горели от жара, но он не отпускал. Колдовство Северы было