Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

– Копай-копай! Не хочет он, шоб мы евонную могилу ворошили. Копай, не спыняйся!

Максимка продолжил, чувствуя, как пот катится по спине, пропитывая рубаху. Руки уже болели, на ладонях наметились волдыри, да и лопата и впрямь будто взбесилась, рвалась из скользких пальцев. Но тут под штыком что-то показалось в лунном свете, ярко вспыхнуло серебром.

– Дядька!..

– Шо такое? О! Здесь он, да! – Демьян присел на корточки в яме, разглядывая находку.

А это была фляжка, круглая и красивая, только чуть ржавая и потемневшая от времени. Когда Демьян счистил с нее землю, Максимка увидел выбитую сбоку свастику и надпись: Gott mit uns.

Демьян при виде добычи грязно выругался, Максимка аж рот раскрыл – даже от Свирида он таких слов не слыхал.

Тут же со стороны леса донесся странный рокот. Максимка навострил уши и выбрался из раскопанной ямы, оглядел темную чащу.

– Что там? – без интереса спросил Демьян, вертя в руках фляжку покойника.

– Да будто слышал что-то… Нияк, гром. О, опять!

По сумрачному полю вновь разнесся этот звук. Максимке он напомнил некую мелодию, пока нескладную и тихую, но все нарастающую. Ему показалось, что в мелодии он может различить человеческие голоса, говорящие на непонятном языке. Хотя не, почему непонятном? Он же учил в школе немецкий. Вот «солдаты», вот «шагают»… То ли Анна Демидовна хорошо учила, то ли были у него способности к языкам, но Максимка быстро понял, что раздается из леса: немецкий военный марш. Гулкий, ритмичный и жуткий до оторопи, он набирал силу на припеве:

– Ли-и-иза-ли-и-иза…

Демьян вылез наружу, отряхивая руки. С ненавистью поглядел в ту сторону, откуда доносилась музыка.

– Чертовщина…

Марш набирал силу быстро, стал таким громким, что его, поди, было слышно и в деревне. Деревья на опушке зашевелились, там промелькнули блики фонарей, и явственно залаяла овчарка. Почему-то Максимка был уверен, что это именно овчарка. Раздался рев мотоциклетных моторов, чьи-то отрывистые грубые окрики. Демьян пригнулся, уставившись туда широко раскрытыми, неверящими глазами.

– Да не може быть такого…

– Дядька, шо гэта там?

– Немцы! Опять немцы! – заорал Демьян и схватил Максимку за шиворот, потащил за собой. – Беги, дурань малолетний! Война началась!

Они побежали, побросав лопаты; зна́ток только и успел, что клюку схватить. Ноги увязали в земле, а громкая музыка за спиной подстегивала, заставляла бежать быстрее через поле к противоположной лесной опушке. А затем Максимка услыхал тонкий свист, такой пронзительный, что уши заложило, и совсем рядом что-то гулко ударило в землю. На голову посыпались комья развороченной земли.

– Бомбы! – орал Демьян. – Бомбы скидывают! Знов война!

И снова свист, и повторный взрыв, от которого уши заложило уже так, что Максимка на бегу начал колотить ладонью по уху. По шее стекала кровь. Они вбежали в лес, Демьян поскользнулся, упав на зад, и с непривычными интонациями, по-бабьи стал причитать:

– Война! Война! Снова война!

– Дядька, да якая война, ты глянь: пусто же там!

Демьян удивленно уставился на пустырь. А там не было ничего – ни звуков немецкого марша, ни света фонарей, ни развороченных от взрывов воронок в земле. Максимка похлопал по ушам: их прочистило, будто и не заложило минуту назад от разрывов падающих бомб.

– А… – смущенно промолвил зна́ток. – Морочит нас немчура, значить.

Он пожевал губами, вытащил из кармана заранее заготовленную мастырку и пробормотал, прислонясь к дереву:

– Ни свечей, ни темной ткани нема. Но зараз заговор прочту, нож закопаю, глядишь, и отвяжется.

– Дядька Демьян, так нас призрак морочит?

– Нету призраков, не бывает! А ты слушай мине уважливо. Заложный мертвец – зло! Глядеть на него нельзя, уразумел?

Максимка кивнул.

– Размовлять с ним нельзя. Коли чаго предложит – не бери. На уговор идти нельзя. Вообще ничего нельзя, разумеешь? И пальцами чапать не смей! Только через рогожу. Гэта зло, а зло надобно изничтожить. И никаких переговоров с фашистами!

Максимка вновь махнул головой, а потом услышал плач из леса. Тонкий, но смутно знакомый. Потряс головой, думая, что у него опять что-то со слухом.

– Ты ща стой и не мешай, пока я заговор читать буду. И запоминай все!

Демьян раскопал руками ямку в земле, достал из кармана старый сточенный кухонный нож. Принялся что-то бормотать, делая пассы ладонями над землей.

А Максимка оглянулся на настойчивый плач, ставший еще более заунывным и громким. Что это? Плач раздавался совсем неподалеку, буквально за тем кустом. Мальчик сделал шаг, еще один, заглянул за куст. Нет, чуть дальше.

Он раздвинул руками лапы ельника, шагнул на тропку, ведущую вглубь леса. Остановился на секунду, слушая шепот Демьяна за спиной. А плач усиливался, раздались крики – жалобные и такие знакомые.

– Максимка!..

– Мамка? Мамка, гэта ты?

Он рванулся по тропе, побежал сквозь густую траву, спотыкаясь и едва видя что-то перед собой в глухой чащобе. Максимка бежал, надеясь, что не провалится ногой в какую-нибудь рытвину. А плач все усиливался.

– Максимушка, помоги мне, где ты?

Он выскочил на поляну, освещенную каким-то желтым чахоточным светом – будто фарами автомобиля. Посреди поляны торчала избушка, старая и покрытая мхом, с завалившейся набок трубой. Максимка оглянулся в сторону раздающихся криков и увидел, как на поляну входят, не обращая на него никакого внимания, немцы. Блестящие начищенные сапоги с грубыми носами, хлопающие польты – как крылья летучих мышей, паук свастики обвивал их плечи. Главный немец, в фуражке и с погонами, напоминал внешне Свирида. Он толкал перед собой мать Максимки, раздетую и избитую до крови, и злобно покрикивал:

– Schneller! Los, ihr, Untermenschen! 1

Мать оглянулась, увидела Максимку и вновь закричала:

– Максимка, сынок, помоги мне!

А он встал как вкопанный и мог лишь молча наблюдать, как немцы втолкнули его мамку внутрь избы. Она было дернулась наружу, но солдаты подняли автоматы. Офицер, похожий на Свирида, закрыл за ней дверь избы, припер ее тяжелым чурбаком и каркнул:

– Anmachen! 2

Один из солдат, с тяжелым ранцем огнемета за спиной, поднял раструб оружия и с громким щелчком что-то нажал. Максимка явственно запомнил этот холодный щелчок и последовавший за ним истошный крик мамки.

Из раструба, похожего на пожарный брандспойт, вырвалась длинная струя пламени, ярко осветившая всю поляну, и ударилась о стену избы. Та мгновенно занялась огнем. Пламя соскочило со стены на траву, охватило крышу домишки, покрытую зеленым мхом; окна со звоном лопнули, и через одно из