Долгожитель - Татьяна Филатова

кто бы что не писал о таких, как он, в книгах, его волновал не только голод. Да, без поедания человеческой плоти, человеческих сердец, он не будет так силен, но так он живет уже много веков, и совесть его за это уже давно не терзает.

Щеки густо заросли щетиной. Он всегда брился начисто – не любил носить бороду, но теперь, видать, сможет побриться нескоро. Обойдя дорогу лесными тропами и выйдя к обеду к речке, он увидел в грязи следы не так давно прошедшего здесь отряда фрицев. «Догоню», – подумал он и подошел к воде. В отражении на него смотрел молодой темно-русый парень немногим больше двадцати лет, крепкий, здоровый и сильный. Он погладил колючие щеки и подумал, что у немцев наверняка имеются бритвы. Затем всмотрелся внимательнее в свое отражение, задумался о чем-то и сказал:

– Ну привет, Андрей. Так, Андрей… Снова? Видать, прижилось ко мне это имечко. Ну что ж. Пускай будет Андрей. Матвей Демидович почил… Так что, пожалуй, будет Андрей Ильич… Звучит. Ну что ж, Андрюша, пора выходить на охоту…

Глава 3

Легенда

– Ильич, ну что, слыхал уже про Челябинск?

Максимов, что зашел в кабинет с газетой в руках, был моложе лет на десять. Он подошел к рабочему месту начальника отдела и положил перед ним газету со статьей о маньяке из Челябинска.

– Что пишут? – спросил Ильич.

– Пишут, что нашли несколько тел в лесу, – сказал Максимов, опуская в воду в граненый стакан в подстаканнике маленький кипятильник.

– Каждый день кого-то где-то находят, – ответил начальник, беря в руки газету. – Что ж тут такого особого, что даже в газетах напечатали?

– А то, что у всех жертв – внимание! – отсутствует сердце!

Нуждин поменялся в лице. Он поднял глаза на Максимова, затем опустил взгляд на газету и сказал:

– Сердце, говоришь? А это уже интересно… Так значит Челябинск…

Андрей Ильич внимательно прочитал статью, понимая, что цензура опустила все пикантные подробности дела, отложил газету в сторону и повернулся к Максимову, который уже заваривал чайную заварку в кипятке.

– И что ты думаешь по этому поводу? – спросил он.

– Думаю, что там завелся маньяк-извращенец. Возможно, каннибал.

– Почему каннибал?

– А зачем ему вырезать сердца? Что он с ними будет делать? Спиртом заливать и в подвале рядом с закатками в банках хранить? – Максимов захихикал. – Нет, Ильич, тут что-то необычное. Наш клиент – это больной преступник, которого стоит показать правильным докторам. А потом – на расстрел его.

– Знаешь, что, – сказал Нуждин, – давненько я не бывал в Челябинске.

– Вы это сейчас к чему? – удивился Максимов.

– Угощайся, это к чаю, – сказал Ильич и положил перед коллегой две карамельки. – Я к начальству.

Андрей знал, что в высшее руководство уже пробираются те, кто неоднократно пытался не только следить за ним, но и навязывать ему свои правила. Ему же вполне хватало собственного устава.

К тому времени Нуждин Андрей Ильич уже был легендой среди сыщиков. Его чутью завидовали многие следователи, а его послужной список раскрытых дел все время пополнялся.

К тем, кто мнил себя кем-то избранным среди подобных ему, Андрей бы не пошел. Их разрешение ему не требовалось, ведь он знал, что он старше и сильнее любого из них. Это знали и они. Но вот «добро» от непосредственного руководства в милиции он должен был получить.

– Сдался тебе этот Челябинск? Тебе мало столичных упырей?

– Товарищ полковник, – ответил Нуждин, – ну поймаю я его, поверьте мне, мое чутье меня редко подводит.

– Это мы уж знаем, – полковник ухмыльнулся, – про чутье твое…

– Я уверен, что смогу помочь в Челябинске с поимкой этого маньяка. Мне нужна официальная командировка.

– Я так понимаю, если в просьбе о командировке ты получишь отказ, ты все равно поедешь туда, но уже сам по себе, верно?

– Так точно.

– И где мы тебя такого откопали? – полковник снова ухмыльнулся.

«Откуда меня только не откапывали», – подумал про себя Нуждин.

– Езжай. Все бумаги будут оформлены. Но чтобы раскрыл дело!

У Алексея было трудное детство. В войну он с матерью и сестрой жил в Челябинске, отец был на фронте, откуда позже благополучно вернулся. Когда мирная жизнь постепенно стала налаживаться, родители стали злоупотреблять спиртным.

Сына не редко колотили, поэтому, как только ему исполнилось шестнадцать, он сбежал из дома. К родным он периодически наведывался, но исключительно для того, чтобы навестить младшую сестру. Пока однажды не узнал о том, что сестры больше нет: отец несколько дней отсутствовал дома, а мать, допившись до белой горячки, убила родную дочь – зарубила топором.

Для Алексея жизнь, казалось, остановилась. Он придушил бы мать собственными руками, если бы первый тогда смог до нее добраться. Но мать была арестована и провела остаток своих дней в тюрьме. Отец умер спустя год после гибели сестры: собутыльник пришел к нему и уже с порога почувствовал жуткий запах разложения – труп пролежал в пустом доме несколько дней.

Алексей хотел отомстить своим родителям, однако уже не мог. Сам он не пил и презирал всех, кто употреблял алкоголь. Именно на них он и решил вымещать свою месть…

Найти жертву было не сложно: пиво, как и водку, продавали на каждом углу, и желающие выпить за чужой счет там всегда имелись. Алексей угощал, а сам лишь делал вид, что пьет. Затем он предлагал продолжить «общение» где-то подальше от городской суеты, покупал выпивку и уводил жертву вглубь парка или в лесополосу за городом. Там Алексей, идя позади пьяной жертвы, перерезал ей горло. Делал он это небрежно и не сильно глубоко, чтобы жертва еще какое-то время была жива – он хотел видеть процесс ухода жизни из живого тела. Затем он сбрасывал труп в ближайший овраг и затихал на несколько месяцев.

Но однажды пожилой человек, которому Алексей перерезал горло, тем самым бессомненно лишив его жизни, пришел к нему домой на следующий день. Алексей побелел, когда открыл дверь и увидел того, кого вчера самолично же и убил. Мужчина был стар, но определенно очень даже жив.

– Сперва я тебе отомщу, – сказал тот с порога, – а затем ты мне поможешь.

Алексей помнил нож, что вонзился ему в горло. Он не успел ничего поделать: ухватившись за шею, он стал пятиться назад, круша все в своей квартире. А старик, довольно улыбаясь, шагал в его сторону и наблюдал за его предсмертной агонией так же, как сам Алексей вчера наблюдал за его. Последнее, что Алексей запомнил – это вкус чего-то