Дьяволы - Джо Аберкромби

— Мне сгореть? — прорычал Бальтазар, все мелкие разочарования последних нескольких месяцев выплеснулись наружу. — Это я задую тебя, как перегоревшую свечку!

Учитывая не самые благоприятные обстоятельства, он руководил этими обугленными телами, как струнным квартетом. Он настроил меньшего стража в скрипичном ключе и отправил его молотить филейную сторону колдуньи. В то же время он поманил хозяина гостиницы, чьи глаза были сварены вкрутую, поэтому бочки с элем пришлось искать по запаху, как слепому лучшее из вин на дегустации.

Меньший стражник взмахнул кулаком, пошатнулся на негнущихся ногах, промахнулся, ударил большего и оторвал его горящую руку. Надо было следить за кучей вещей одновременно. Колдунья взвизгнула, когда больший стражник укусил её за руку, периодически пукая, что является обычной проблемой для недавно умерших, если только не сосредоточиться на сфинктерах, но, в самом деле, у кого достанет терпения ещё и на это? Огонь вырвался наружу и поджёг стропила, колдунья согнулась под тяжестью большего стражника, верхняя половина служанки крепко обхватила её лодыжки. Колдунья издала отчаянный вопль, когда её уронили на обугленные доски.

Дезориентированный меньший стражник бродил кругами, не обращая внимания на горящую одежду, но больший ещё держался, прижимая колдунью, как бы она ни крутилась, в то время как служанка яростно грызла ноги, не замечая, что у неё самой на плечах кожа успела приготовиться до хрустящей корочки.

— Я Бальтазар Шам Ивам Дракси, ты, кочегарка. — Бальтазар высоко поднял сжатый кулак, и хозяин гостиницы встал во весь рост, поднимая бочку над своей обугленной головой с силой, которой никогда не было у живого человека. — Если кто-то и прибьёт эту дерьмовую принцессу, то это буду я!

Труп бывшего хозяина гостиницы уронил бочку и сплющил череп колдуньи в блин, доски разлетелись на куски, пиво брызнуло, чтобы навсегда погасить её пламя с удовлетворяющим шипением. Довольно приятный дрожжевой запах присоединился к запахам жарящегося мяса и, по причинам, которые Бальтазар не мог сразу понять, утончённому аромату духов.

Он опустил руки, и недавно умершие рухнули тлеющими кучами, за исключением меньшего стражника, который шатаясь прошагал к задней двери, вытянул руку в сторону дневного света, издал финальный пердёж, запутался в собственных ногах и рухнул лицом вниз.

Козлоподобный гигант нырнул под арку, теперь над Якобом возвышались его голова, плечи и грудь. Человеческими руками он поднял чудовищную дубину, из которой прорастали ржавые гвозди, открыл пасть, высунул язык и издал пронзительный вопль, от которого должна была застыть кровь.

Но Якоб стоял не дрогнув перед ужасами похуже переросшей домашней скотины.

Он отмёл инстинктивное желание отступить, шагнул вперёд, когда дубина устремилась к его голове, и в последний момент наклонил свой щит так, чтобы удар не сокрушил его, отскочил от болезненного толчка, гвозди вонзились в дерево, часть осыпалась в грязь. Козлоподобное существо потеряло равновесие и заскользило на копытах, торжествующее блеяние превратилось в тревожное мычание.

Бах.

Это звук, который издает меч, врезаясь в плоть. умелый, быстрый удар. Не такой уж громкий, если иметь хорошую технику и острую сталь. Меч Якоба никогда не бывал тупым.

Тревожное мычание превратилось в мучительный визг, когда лезвие глубоко вонзилось в мохнатое бедро существа прямо под развевающимся подолом вовремя съехавшей не по размеру короткой кольчуги. Козлам действительно положено иметь четыре ноги. А на двух они совсем неустойчивы, особенно когда одну разрубили почти пополам. Существо упало на арку и попыталось снова поднять дубинку.

Якоб когда-то был намного сильнее. Слишком много недолеченных ран. Слишком много сражений — проведённых и проигранных. Но мечу не нужна сила, когда есть мастерство и воля.

Бах.

В юности он срубил бы эту рогатую башку одним ударом. Теперь он только наполовину разрубил шею, клинок застрял в позвоночнике. Зверь рухнул под арку, кровь хлестала из открытой раны.

Человек перепрыгнул через труп. Приземистый и вполне человек, только весь покрытый чёрно-белой пятнистой шерстью, как охотничья собака. С тяжёлыми булавами в обеих руках.

Когда у тебя есть щит, возникает желание закрыться. Спрятаться за ним, как за воротами. Но Якоб никогда не любил прятаться. Враг, у которого щит прижат к лицу, не может атаковать и не может защищаться — он ослаблен, деморализован, склонен поскользнуться и упасть. Упавший враг — это мертвый враг, а мёртвый враг — любимая разновидность врагов для Якоба.

Поэтому он нестандартно использовал щит как таран и ткнул им в собачью грудь, прижимая врага к створке ворот. Одна булава оказалась свободной и задела Якоба сбоку, но яда там не было, поэтому она отскочила от плеча, не причинив вреда. Теперь Якоб поднялся над щитом, меч устремлён вниз на лицо, покрытое белой с чёрными пятнами шерстью. Собачья шерсть, глаза человека.

Отточенное лезвие почти не требует силы. Остриё и подавно. Это были даже не уколы, просто упругие тычки. Первый удар распорол мохнатую щеку, царапнул по зубам. Второй — выколол глаз. Третий — проткнул горло. Тёмная кровь хлынула из ран, когда Якоб отступил на шаг, пёс упал как пустой мешок, лицом в грязь, задницей кверху. Там у него была прорезана дыра, из которой торчал собачий хвост. Другой зверь уже мчался через ворота, серые волосы были кучерявыми, как овечья шерсть, из них торчали спиральные бараньи рога, один глаз с человеческим зрачком, другой с овечьей замочной скважиной. Двумя руками противник удерживал огромную секиру весьма отталкивающего вида. Якоб отпрянул, лезвие пролетело мимо него на волосок и выбило крошку из камней арки.

Человек-баран снова поднял секиру. На руках у него были привязаны железные пластины с шипами, но, кроме шерсти не было ни одежды, ни брони. Если выбирать самый важный элемент доспехов, это, конечно шлем, но перчатки всегда были на почётном втором месте в списке Якоба. Меч лязгнул о рукоять топора, два мохнатых пальца отлетели, третий остался висеть на сухожилии.

Баран взревел от ярости, рванувшись вперед на щит Якоба, рога стремились продырявить лицо. Якоб отшатнулся, упал на одно колено, задыхаясь. Человек-баран завизжал, высоко подняв топор здоровой рукой…

Бух.

Якоб мельком увидел рычащее лицо Баптисты, когда она вонзила кинжал в шею барана сбоку. Алая кровь залила бледную шерсть, топор упал в грязь, мохнатые пальцы устремились к мечу на поясе. Но прежде, чем он туда добрался, Баптиста пронзила макушку вторым ножом прямо между рогами. Баран плюхнулся на бок — немое свидетельство величайшей боевой