Дьяволы - Джо Аберкромби

Брат Диас не мог придумать, что сказать. Настоящий храм порока, не ограниченный грешной Венецией, в нескольких днях езды от Святого Города, где открыто обслуживают слабую плоть тех, кто, как предполагалось, отправляется в паломничество для спасения души.

— Похоже, надо хорошенько нагрешить, прежде чем отправиться в паломничество, проговорила Баптиста.

Барон Рикард выглядел только чуточку удивленным, как будто его почти всё устраивало:

— Чем больше ему придётся прощать грехов, тем счастливее будет господь.

— Такой вопрос, — пробормотала Вигга, — Можно попробовать?

— Прощения или грехов?

Она показала клыки:

— Как одно может быть без другого?

Якоб указал остановиться у прилавка, где продавались одеяния паломников. Скорее объёмистые накидки с капюшонами из грубой мешковины, но брат Диас предположил, что как раз такие одеяния должны прикрыть недостатки его чудовищной паствы. Солнышко, по крайней мере, растворилась в небытии, как обычно, но он был вынужден задаться вопросом, вызвала бы даже эльфийка много комментариев посреди этого карнавала гротеска.

— Тогда за работу. — и Баптиста перекинула ногу через седло и спрыгнула.

— Найди нам группу, с которой можно будет путешествовать, — сказал Якоб. — Не слишком маленькую, не слишком большую.

— Поняла. — она кивнула, разворачиваясь.

Он развернул её обратно:

— И убедись, чтобы не калеки, нам нужно добраться до Венеции до Рождества Спаситель.

— Поняла. — она кивнула, разворачиваясь.

Он снова развернул её.

— И чтобы скоро выдвигались. Это место…

Баптиста огляделась и сморщила нос:

— Поняла.

Якоб нежно похлопал лошадь по шее, осматривая сцену крушения моральных устоев:

— А нам пока лучше продать лошадей.

— Мы идём в Венецию пешком? — пробормотал брат Диас.

— Это паломничество. — Якоб издал стон боли, перекинув левую ногу через седло, и нахмурился, глядя на освещённую фонарём грязь, как на старого врага, которого он вряд ли сможет победить. — Все идут пешком.

Глава 14 «Благословенная с натяжкой»

Каждый шаг был новым маленьким испытанием.

Вполне естественно представить, что во время долгого марша ноги болят сильнее всего. Но кроме того все обычные мелочи присутствовали. Боли, уколы, растяжения. Правое бедро. Левое колено, на которое в пустыне упала перевернувшаяся лошадь. Обе лодыжки, очевидно. Ступня, которую расплющила тогда дубинка тролля. И палец ноги, конечно. О, Боже, палец ноги.

Но после утренней рутины стонов, проверок, разминания, растягивания, пожеланий о смерти, мольбы о смерти, затем мили или двух, состоящих из мучительных косолапых шагов, дискомфорт в пояснице утих до почти терпимой пульсации. Затем, как пламя на той башне чародея, которую они сожгли недалеко от Вроцлава, боль распространилась наверх.

Болела нижняя часть спины, верхняя часть спины и область между ними. Это постоянное пилящее ощущение в нижней части рёбер от топора того ублюдка шведа. Три или четыре разных укола в шею. Какая-то странная судорога под правой рукой и в том пространстве между лопатками, которое всегда казалось вывернутым, как бы он ни извивался. Боль в лёгком от копья Улыбающегося Рыцаря, не совсем сзади и не совсем спереди. Болело только когда он вдыхал. Или выдыхал. Потом были последние раны из гостиницы — от стрел и меча, с мерзкой остротой новизны. Новые всегда были хуже, чем заслуживали. Пока не вписывались в рутину заметок о жизни, полной насилия.

Каждый шаг был болезненным, но каждый шаг был болезненным уже две жизни. Якоб продолжал их делать. Шаги не должны быть быстрыми, длинными или красивыми. Они просто должны продолжаться.

«Продолжай идти». Кто-то сказал ему во время долгого отступления из Рязани. Он был ранен и так устал, что не мог вспомнить, кто это был. Но он помнил запах. Мерцающее солнце, висевшее на чёрном горизонте. Жажда и мухи. Выжженная степь, простирающаяся в бесконечность. Лица людей, которых они оставили по пути. Бесконечный ужас, скрежещущий, как мельничное колесо. Внезапная паника, яростная, как вспышка молнии.

Тогда он узнал, что такое люди. Он видел великое предательство, колоссальную глупость, бесконечную жадность и бездонную трусость. Но он также видел крошечные, ошеломляющие подвиги. Разделённая корка хлеба. Надтреснутый голос, вознесшийся в песне. Один человек, несущий другого на спине. Другой, отказывающийся, чтобы его несли. Рука на плече и голос, говорящий: «Продолжай идти».

Каждый человек узнал кто он на этом бесконечном пространстве грязи и мучений.

Якоб узнал кто он. И ему очень не понравился этот ублюдок.

— Ваше преосвященство. — брат Диас, вероятно, достал бы до земли носом, если бы получилось на ходу.

Епископ Аполлония из Аччи, лидер так называемой Благословенной Компании, улыбалась как женщина, которой никогда не приходилось отступать в безнадёжной ситуации. Она была известным теологом, считалась отмеченной для помещения в ранг святых в будущем. Якоб ещё не видел, чтобы теолог решал проблему, которую не сам создал. Что касается святости, он знал четырёх человек, причисленных к лику блаженных после смерти, и по крайней мере один из них был мешком дерьма при жизни, а другой — абсолютным сумасшедшим.

— Чем мы обязаны чести видеть вас? — лебезил брат Диас.

Епископ отмахнулась от лести:

— Пока я вдали от своей епархии, я — всего лишь скромный паломник среди многих. — Справедливости ради следует сказать, что помимо серебряного круга веры она не важничала, надев такую ​​же грязную власяницу, как и все остальные. — Я представляюсь всем в компании. Могу сказать по опыту, что в таком путешествии каждый друг может пригодиться.

— Вы уже были в паломничестве?

— Это будет третье.

— Так много грехов? — пробормотал Якоб.

— Быть человеком — значит грешить, — мягко ответила епископ. — Грешить и стремиться к искуплению.

— Разумеется, аминь! — пропел брат Диас. — Аминь, аминь, конечно.

Он был настоящим жополизом, но таковы монахи. Заплати человеку, чтобы он пресмыкался перед Богом три раза в день, и он скоро будет пресмыкаться перед каждым встречным.

— Ты явно страдаешь. — Епископ Аполлония смотрела на Якоба с выражением, которое можно описать как лёгкое беспокойство. — Могу ли я предположить боевое ранение?

— Можете предположить несколько ранений, — проворчал Якоб. Он ненавидел сочувствие. Он знал, что не заслуживает его.

— Тебе следует посетить святилище, посвящённое святому Стефану, когда мы будем проезжать. Он покровитель воинов.

— Гвардейцев, если точно, — пробормотал Якоб. — Я много лет носил его изображение, прикрученное с обратной стороны щита.

— Но больше нет?

— Похоронил. — Якоб поморщился. Из-за колена,