Сердце из черного льда - Терри Гудкайнд

Мелок, привлеченный такой бурной деятельностью, растолкал локтями крупных воинов на своем пути и посмотрел вниз.

— Ах, рыба! Большая рыба, рыба-монстр! Рыбные монстры.

— Зацепи крюк за жабры! — крикнула Гара.

— Этот уже мертв, но мы плывем слишком быстро, — простонал другой норукаец. — Эта проклятая тварь выскальзывает!

— Бросить якорь! — заорал король Скорбь. — Ради этого стоит остановиться. Добытой еды хватит до самого дома.

Цепи загремели в прорезях, когда тяжелые якорные камни упали в реку и погрузились в грязь. Двое налетчиков поднялись на мачту и свернули паруса, привязав их к нок-рее. Другие два змеиных корабля тоже бросили якоря.

— Речной сом, — сказал надсмотрщик Боско, громко испортив воздух. — Мы устроим пир во имя змеиного бога!

Они метнули в воду крюки и копья, а потом потянули за веревки. Трое норукайцев, напрягшись, затащили на палубу первое трепыхающееся тело.

Бэннон вырос на острове Кирия, где рыбаки каждый день возвращались с уловом, но никогда не видел такой крупной рыбы. Со стонами и смехом норукайцы перекинули тварь через борт и бросили на палубу. Тело сома было длиной с каноэ. Пасть в форме полумесяца то и дело открывалась, а широко расставленные глаза были маленькими, темными и тупыми. Длинные усы походили на колючие щупальца. Водянистая коричневая кровь вытекала из ран от крюков и зазубренных гарпунов.

Мелок, едва сдерживая восторг, присел на корточки перед рыбиной. Он дотронулся до слизи, покрывавшей тело сома, и ускакал прочь, выставив палец и облизывая его. Умирающий сом дергался и извивался, и альбиносу пришлось отпрыгнуть от острых плавников.

— Рыбы кусают, рыбы грызут, — сказал он, указывая на бесчисленные крошечные шрамы, покрывавшие его тело. Он ухмыльнулся Бэннону, словно у них был личный разговор. — Держись подальше от рыбы.

Норукайцы снова забросили в реку гарпуны и вытащили вторую громадную рыбу. Вскоре настроение на корабле улучшилось. Когда затащили на палубу третьего монстра, все набросились на сомов с ножами, разрезая чешуйчатую шкуру и вытаскивая внутренности. Вокруг сомов по палубе расползались лужи слизи. Один норукаец глубоко порезался о подрагивающий спинной плавник и отомстил монстру, сокрушив его голову боевым молотом.

Бэннона стало подташнивать от запаха слизи и крови, но Скорбь смотрел на беспорядок с гордостью. Он поднял тяжелый боевой топор и одним ударом наполовину перерубил сому шею. Похожие на хлысты усы продолжали дергаться. Скорбь нанес еще два удара, и голова покатилась в сторону.

Мелок разочарованно цокнул языком.

— Топор рубит древесину, меч рубит кости! А король Скорбь режет рыбу, рыбных монстров.

— Ты же предсказывал, что будет пир, Мелок? — спросил Скорбь.

Альбинос упал на колени и сунул руки в открытую полость, из которой уже были убраны внутренности.

— Я предсказываю... обед!

Норукайцы быстро содрали грубую кожу и разрезали розоватое мясо. Они довольствовались сырой рыбой. Скорбь взял себе кусок и стал жевать, широко раскрывая челюсти. Вскоре три огромных туши были обглоданы до костей, и норукайцы выбросили скелеты в реку.

Насытившись, Скорбь стал великодушным.

— Пусть рабы тоже пируют; им нужны силы, чтобы работать.

Норукайцы бросили связанным пленникам груды скользких красных внутренностей и жаберных перепонок. Зловонная слизь потекла по груди Бэннона, но в животе заурчало. Налетчики не кормили его весь день.

Его охватила вспышка гнева. В прошлом он иногда терял над собой контроль и впадал в боевое безумие, превращаясь в безрассудного дикаря. Сейчас он контролировал себя, потому что знал, что глупое сопротивление приведет лишь к его смерти. Лучше он сам их убьет.

Он натянул веревки на запястьях и схватил мясистый кусок внутренних органов. Он жевал, ощущая во рту вкус грязи, но, скривившись, проглотил.

Мелок присел на корточки рядом с Бэнноном, горстями отправляя в рот сырое мясо.

— Месть рыбе! Рыба пыталась съесть меня, а теперь я ем рыбу.

— Так что с тобой случилось? — Бэннон снова посмотрел на отметины на его коже. — Откуда эти шрамы?

— Меня кусали рыбы, — сказал Мелок. — Желаю рыбы! Желаю рыбы! Король Суровый меня не любил. Он бросил меня в пруд с бритвенными рыбами, и меня чуть не сожрали. Но Скорбь вытащил. Он спас меня, отнес к целителю. Мой Скорбь, король Скорбь. Вы все будете скорбеть!

Бэннон пытался сложить воедино обрывочные слова шамана и понять, что тому довелось испытать. Мелка принесли в жертву, бросив в пруд с хищными рыбами, потому что он был альбиносом? Или странным? Рыбы искусали его, а потом его спасли? Неудивительно, что он так предан своему королю. При этой мысли у Бэннона скрутило живот, и он даже испытал подобие симпатии к покрытому шрамами мужчине с искалеченной психикой. Вспомнив о том, что норукайцы с ним сделали, Бэннон отругал себя за жалость к Мелку, но в глазах бледного мужчины была странная тоска.

Шаман глянул через плечо на нос корабля, где стоял король:

— Кусали, кусали, кусали! Рыбы еще будут грызть меня. Они съедят мою плоть и кости, когда я умру. — Мелок сунул в рот новую порцию сырого мяса. — Сейчас я ем рыбу. Но какая из них съест меня, вот в чем вопрос...

Бэннон съел столько сомовьих внутренностей, сколько смог. Эрик рядом вяло съел одну горсть, но выглядел больным. Пытаясь приободрить друга, он заставил себя подать хороший пример и съесть еще немного. Эрик словно и не заметил этого.

— Хватит тратить время! — нетерпеливо взревел король. — Ставьте паруса и поднимайте якорь. Скоро дойдем до устья и окажемся в открытом море. Нам предстоит война.

Когда змеиные корабли снова тронулись в путь, Скорбь скривился при виде слизи и крови, растекшихся по палубе.

— Пусть рабы все очистят. Они должны отплатить за пир, который мы им устроили.

— Скреби! — Корабельный плотник Гара вручила Бэннону ведро и жесткую щетку, а потом угрожающе подняла кулак. — Скреби, чтобы стать достаточно сильным для сражений.

Бэннон знал, что станет достаточно сильным, чтобы убить любого норукайца, который даст ему такую возможность. Пока змеиные корабли шли под парусами, он и другие рабы трудились.

Глава 26

Никки, увидев, как Кэл принес себя в жертву, в полной мере осознала масштаб угрозы жисс. Она не могла бросить этих людей ради другой войны и надеяться, что им удастся сдержать