Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

В коридоре пару раз чуть не сбили студенты — каждый торопился как можно быстрее покинуть стены надоевшего за время учёбы здания. Я же медленно шла вдоль каменных стен, украшенных в арочных проёмах. Застывшие во движении и красках знаменитые учёные и политические деятели, в своё время продвигавшие науку, отчего-то действовали угнетающе. Возможно потому, что некая часть меня остро реагировала на то, какими людьми они были при жизни.

Многие разделяли достижения, талант и человеческую натуру. Эти вещи были неразделимы. Исключения составляли лишь те великие люди, которые признавали свои пороки и либо искренне раскаивались в них, либо использовали во благо людей. Но таких, увы, было мало. Большинство же составляли лицемеры и моралисты, которые давали советы, как правильно жить, но при этом растлевали собственных горничных и выгоняли их за распутное поведение.

Погруженная в свои мысли, я дошла до лестницы, как услышала голос Фицпатрика:

— Госпожа де Вальдан!

Я застыла, как вкопанная. В голове вереницей пронеслись мысли, что такого страшного могла совершить за время работы. Потом вспомнила, что уже натворила такое количество непростительных для преподавателя промахов, что нужно быть готовой быть уволенной в любой момент, и немного успокоилась.

Фицпатрик быстро нагнал меня, но остановился в двух шагах и вежливо улыбнулся. Выглаженный сюртук, причёска — волосок к волоску — и гладковыбритое скуластое лицо. «Надо же, какой весь серьёзный и напомаженный! — презрительно фыркнул внутренний голосок. — Такой весь из себя важный, аж плюнуть хочется!»

— Что-то произошло, господин ректор? — официальным тоном поинтересовалась я.

— Ничего особенного, — улыбка Фицпатрика на миг стала теплее, вызвав у меня недоумение. — Но… мы бы могли поговорить у меня в кабинете?

Я колебалась. С одной стороны, боль в висках чуть притихла, но всё равно хотелось побыстрее добраться домой и спрятаться под одеялом. А с другой — неприлично простому преподавателю отказывать ректору в разговоре. А то неизвестно, чем это закончится.

— Разумеется, — я выдавила из себя нечто похожее на улыбку и направилась за Фицпатриком.

Кабинет ректора заметно преобразился с того момента, как я впервые побывала в нём. Помнится, в первый раз меня поразила рачительная холодная тихая роскошь массивной мебели, строгость линий и сдержанность, которая словно кричала о том, что хозяин кабинета терпеть не может отхождении от правил.

Сейчас же всё изменилось.

Стрельчатые окна с цветными витражами, полукруглый синий диван, мягко огибающий стеклянный столик по полукругу, винтовая лестница, ведущая на второй ярус, где расположились встроенные в стену стеллажи с книгами. Появились пару столиков с фигуристыми световыми артефактами. Но больше всего меня впечатлило дерево с раскидистой кроной мелких синих цветочков. Это было настолько необычно, настолько непривычно, что невольно возникло подозрение: а не спёр ли спьяну Фицпатрик кадку южной синей сакуры у какого-нибудь бедолаги-коллекционера?

Единственное, что не изменилось в кабинете, — это полированный стол из красного дерева и здоровенный глобус, медленно крутящийся на подставке.

— Ого! — не сдержалась я, застыв в дверях с раскрытым от изумления ртом.

— Впечатляет? — поинтересовался Фицпатрик. Я была готова поставить голову против кадки с сакурой, что именно такой реакции он ждал от меня, и теперь был невероятно доволен собой, как кот, обожравшийся сметаны.

— Не то слово!

Я медленно прошла в кабинет, вертя головой по сторонам, как турист, оказавшийся в центре удивительного архитектурного ансамбля. Однако изменилась не только мебель, но и сама цветовая гамма. Раньше всё было в сдержанных коричнево-зелёных тонах, а сейчас кабинет пестрел всеми оттенками синего и золотого.

— У тебя тут снежные эльфы трудились, что ли? — спросила я, напрочь забыв о субординации.

Странно, что я не видела рабочих, которые создавали эту красоту. Хотя, возможно, просто не заметила. Наши кабинеты располагались в противоположных крыльях здания на разных этажах, поэтому немудрено, что можно было их и не заметить.

— Нравится? — Фицпатрик наклонился к моему уху так близко, что тёплое дыхание защекотало кожу.

От неожиданности я вздрогнула и резко обернулась. Так близко… Он никогда не подходил ко мне так близко. Сердце к груди застучало, как ненормальное, во рту пересохло. Ох, где мои двадцать лет, когда я так мечтала об этом?!

Сейчас же такой жест с его стороны внушал мне скорее опасение, нежели восторженный трепет.

— Ты это… посдержаннее, ладно? — я судорожно сглотнула и вцепилась пальцами в собственные предплечья. — А то невольно покалечу и не посмотрю, что ты теперь большая шишка.

Уголки губ Фицпатрика растянула ухмылка.

— Хамишь? — он отошёл к секретеру и непринуждённым жестом обвёл кабинет. — Располагайся, где тебе удобнее.

Я села в мягкое кресло посетителя, которое стояло около ректорского стола, и вцепилась пальцами в ридикюльчик. В голове мысли спутались, превратились в кашу, из которой навязчиво пробивалось только два вопроса: что за разговор и почему Фицпатрик ведёт себя так странно?

Зазвенело стекло бокалов.

— Выпьешь что-нибудь? — он посмотрел на меня поверх плеча.

Я отрицательно помотала головой.

— Нет. Терпеть не могу алкоголь. Тем более, что у меня голова раскалывается.

Фицпатрик хмыкнул и убрал в бутылку вина и стаканы обратно в нутро секретера.

— Чай? Кофе?

Я покачала головой.

— Больше всего на свете я хочу сейчас домой под одеяло, — призналась я, поёрзав в кресле. Мне никак не удавалось сесть удобно. Хотелось взобраться в кресло с ногами и уютно развалиться. Однако тревога била по кончикам нервов так, что я сидела, как привязанная к доске. — Боюсь, сегодняшний день выдался слишком утомительным.

— Я заметил по твоему лицу.

Сев в кресло, Фицпатрик вальяжно развалился в нём. На долю секунды подумалось, что он ещё и ноги на стол закинет. Однако этого не случилось. Какое-то время он задумчиво водил указательным пальцем по нижней губе, а потом неожиданно спросил:

— Что вчера произошло?

Я удивлённо вскинула брови. О вчерашнем Разломе гудел весь город. Не обсуждал его разве что слепоглухонемой. А тут — что произошло?

— Не верю, что столичные газетчики за ночь превратились в несмышлёнышей и не черкнули пару строк о Разломе, — я пожала плечами, но получилось несколько нервно.

— Я не о Разломе сейчас, — Фицпатрик заулыбался, но его улыбка мне совершенно не понравилась. — Я про ночной визит министра к тебе.

Началось! Так и знала, что кто-нибудь проболтается, несмотря на весьма толстые и определённо непрозрачные намёки министра. Кто-нибудь, кому я очень не нравлюсь. Но комендант вряд ли бы рассказала, а вот господин Шершен — вполне возможно. Его-то толстая физиономия торчала в тонком просвете двери, даже после того, как к