Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

Я приоткрыла один глаз.

Сержан стоял ко мне спиной. Он разглядывал аляповатый пейзаж, который висел над камином, и покачивался с пятки на носок. Потом повернул ко мне голову и проговорил:

— Пожалуй, сегодня вам сто́ит отказаться от рандеву с господином министром.

— Вот как! — я насмешливо скривилась. — Я только за. Но есть один крохотный нюанс: у него моя Книга. И мне бы очень не хотелось, чтобы он начал выдёргивать из неё листы, растапливая свой камин.

Призрак нахмурился, между бровями залегла глубокая складка. Когда Вэлиан покидал мои апартаменты, он прихватил с собой Книгу, бросив на прощание: «А это пока побудет у меня». Я нисколько не сомневалась: он сделал это специально. О'Рэйнер прекрасно понимал, что без неё я не смогу незаметно сбежать и непременно явлюсь, чтобы забрать её.

— Сомневаюсь, что Вэлиан что-то сделает с библиодари, — медленно и отчётливо проговорил Сержан, однако в голосе скользнула неуверенность. — Он, конечно, может быть сволочью, когда этого требуют обстоятельства. Но вряд ли будет мучить разумное существо из-за вашей несговорчивости. Скорее, поставит на книжную полку и всё… Нет, мелко пакостничать — это не в его стиле.

— Зато в его стиле пакостничать по-крупному, — язвительно отозвалась я. Боль резко стянула голову, и, застонав, я согнулась пополам. Так, чтобы голова оказалась между колен. Сделав несколько глубоких вдохов и подавив очередной тошнотный позыв, я просипела: — Чёрт с вами! Уговорили. Я напишу О'Рэйнеру, что не смогу сегодня явиться. Но вы хоть объясните мне, что происходит?

— Да ничего особенного, — сочувственно произнёс призрак. — Просто ваше тело приспосабливается к изменяющейся магии. Её становится больше, чем дано вам при рождении. Вполне возможно, проявятся какие-то новые способности, которых не было раньше. Но сам процесс болезненный и чем-то напоминает растягивание резинки. Только вместо резинки — ваше тело.

— Главное, чтобы резинка не порвалась, — я подняла голову и страдальчески вздохнула: — А какие способности могут проявиться?

Сержан медленно покачал головой и приподнял плечи.

— А этого, увы, никто не знает, мой дорогой неюный персик.

* * *

«Господин Вэлиан,

С сожалением сообщаю, что не смогу явится сегодня на встречу с вами ввиду ухудшившегося самочувствия.

С уважением, Эржабета де Вальдан».

Я воткнула перо в чернильницу и пробежала глазами по записке. Строчки получились корявыми, а собственная подпись — не такая размашистая и изящная. Но суть они передавали, а большего и не надо было. В конечном счёте, если Вэлиану взбредёт в голову отправить кого-нибудь в разведку, то ему доложат, что дальше собственной кровати я никуда не отлучалась.

За грудиной царапнуло, как будто записка требовала добавить ещё пару строк. Почесав подбородок, я взялась за перо и чуть ниже добавила:

«P.S. Искренне надеюсь, что с моей Книгой всё в порядке. Если из неё выпадет хоть листочек, клянусь Бездной, я вытрясу из вас душу. Даже с того света».

Разумеется, О'Рэйнер вряд ли воспримет мои слова всерьёз. Скорее посмеётся. Угрозы выглядели столь же абсурдно, как нападки воробья на орла. Впрочем, как говорила моя покойная бабуля: «Мелкая блоха злей кусает».

С грохотом выдвинув ящик стола, я выудила медную пулю «молнии» — мелкий артефакт, позволяющий в течение десяти секунд передать сообщения. Большие письма он, конечно, не потянет, а вот мелкая записка почти моментально попадёт в руки адресата. Я запихнула скрученную в крохотный свиток бумагу внутрь пули и отчётливо назвала имя министра. «Молния» затрещала, заискрилась и тотчас растворилась в воздухе.

Я же выбралась из-за стола, разделась и нырнула под одеяло. От прохлады постельного белья на миг стало полегче, как бывает, когда к разгорячённому лбу приложишь холодную, мокрую тряпицу. И в ту же секунду вздрогнула. По телу пробежали мурашки, а потом стало так душно, что пришлось раскрыться.

Полчаса я боролась с одеялом, пытаясь найти удобную позу, пока наконец не додумалась засунуть голову под подушку. Воображение нарисовало недовольно скривившееся лицо министра. Пусть Вэлиан делает что хочет, но я не встану. Слишком удобно устроилась.

Отголоски боли бились в висках, то становясь сильнее, то снова затухая, но это не помешало провалиться в тёмную пучину без сновидений. Честно говоря, я даже не поняла, как заснула. Просто на миг стало тепло и спокойно, а потом…

…Я шла по дороге, вымощенной камнем, настолько белоснежным, что в нём не было ни единой сероватой прожилки, которые есть у мрамора, ни малейшего вкрапления, как у гранита. Просто идеально белый и идеально гладкий. Куда и зачем иду, я не знала. Просто чувствовала, что мне надо идти, и всё.

Ни звуков, ни запахов — как будто попала в пространство, где нет ничего. Только я и дорога. Потому-то хлопанье крыльев за спиной так напугало. Сердце заколотилось, как после долгого бега, руки похолодели, а ноги налились свинцовой тяжестью. Застыв на месте, я слепо упёрлась взглядом в белоснежную пустоту, пытаясь решить, что лучше: побежать вперёд или всё же обернуться назад.

Секунды текли медленно, а тягостное чувство разрасталось. Хотелось бежать вперёд. Бежать и не оглядываться на того, кто сейчас был за моей спиной. Слишком непонятно, слишком жутко. Но неизвестность пугала больше.

Сжав пальцы в кулаки, я всё же обернулась.

В двух шагах от меня на валуне сидела огромная птица невероятной красоты. Оперение переливалось всеми оттенками белого, если у белого цвета есть оттенки. Серебристые глаза, чуть удивлённые и мудрые, смотрели на меня с нескрываемым интересом.

— Как ты здесь оказалась? — прозвучал в моей голове тихий переливчатый голос. Но он, казалось, проникал в самую душу и вызывал какие-то новые, незнакомые до этого момента эмоции. Вдруг захотелось плакать и смеяться от счастья. И в то же время меня охватила грусть, как будто что-то важное ушло из моей жизни, а я так и не смогла понять, что именно.

— Не знаю, — тихо ответила я и нахмурилась. — Я просто легла спать и вот… Кажется, это сон, верно?

Птица дёрнула головой, потом склонила её набок и вопрошающе посмотрела на меня.

— А куда идёшь?

Я окинула взглядом пустоту и пожала плечами. Действительно, куда я могу идти?

— Вперёд иду. Не знаю, куда ведёт эта дорога, но куда-то она непременно приведёт, — помолчав, спросила: — Ты же Феникс, верно?

Но ответа снова не последовало. Вместо этого птица расправила крыло и, изогнув шею, принялась чистить перья. Такое пренебрежение вызвало раздражение.

— Почему ты не отвечаешь? — возмутилась я. Внутри всё клокотало от захлестнувшей обиды: я старалась быть вежливой, а вместо этого наткнулась на стену холодного равнодушия.

— А зачем задавать вопросы,