Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

испугался еще больше. Ему даже не понадобилось входить на пепелище, чтобы понять – нехорошее тут место, гиблое. Зубы заныли так, что ученик схватился за челюсть и замотал головой, словно говоря – не пойду! Впрочем, Демьян его и не гнал, сам встал как вкопанный, задумчиво глядя на черные останки сгоревшего амбара. Потер щеку, скривил лицо. Из амбара будто кто ухнул, мелькнула уродливая темная фигура – или показалось, от тучи тень упала? Максимка пугливо отступил назад. Демьян взял его за плечо и направил по старой дороге, густо заросшей папоротником и травой. Привычно потрепав ученика за волосы, зна́ток указал пальцем:

– Шагай скорее, хлопче, на месте мы почти. Тама храм старый, за поворотом.

И зашагал сам, так скоро, что не угнаться. Не оглядываясь на жуткий амбар. А шли они, как уже знал Максимка, к разрушенной церкве, что на месте Старого Задорья, сожженного почти дотла нацистами; половину-то деревни заново отстроили после войны, понаставили бараков советских вместо изб. Только церкву, как недовольно известил Демьян, уничтожили не немцы. Ту еще большевики взорвали во время Гражданки. Подложили в фундамент десяток кило тротилу – и привет. Еще и на кинокамеру сняли…

Собственно, от церквы ничего и не осталось. Две полуразвалившиеся стенки да кусок фундамента. Травы по пояс, в ней кузнечики стрекочут так громко, что уши закладывает. Всюду молодой березняк и осина – глядишь, еще дюжину лет дождать, и все кругом лесом зарастет. На стенах кучковались вороны, каркали и переступали лапками, отчего осыпалась на землю кирпичная пыль. Демьян шикнул на птиц, те неохотно сорвались и полетели черной стаей в сторону темнеющей на горизонте грозы.

– Тута пошукать треба, под куполом як раз… Ну шо, копаем! – Зна́ток поплевал на руки и вонзил лезвие лопаты в землю – прямо посреди бывшей церкви.

Пока Демьян вгрызался шанцевым инструментом в почву, Максимка разглядывал руины. Выкопал мыском ботинка прогнивший до черноты обломок иконы с изображением какого-то святого; бросил обратно в траву. Прогулялся от одной стены до другой, считая шаги. На глаза попалось забавное дерево – его ствол раздваивался рогаткой, а ровно посерединке восходило утреннее солнце. Максимка присвистнул.

– Чаго там? – Уставший Демьян поставил лопату, вытер платком пот со лба.

– Дядька, вы гляньте, як дерево странно растет!

– Вот ты, брат, молодец! – с неожиданным задором похвалил Демьян. Подошел ближе, глянул с одного места, с другого – как ни повернись, все равно солнце посередине окажется, будто привязанное. – Вочи у тебя зоркие! Такую штуку нашел! – Демьян даже языком цокнул, будто завидуя. – Дякую, – Максимка даже смутился, что эта, собственно, мелочь привела знатка в такой восторг.

– А что, дерево якое дивное, да?

– А то! Гэта ж осина, колдовская дрэва. Осина всегда прямо растет. А тут, гляди, рогаткой, и так, что солнце ровно посредине стает. И на святом месте… – Демьян на секунду задумался, потеребил бороду. – Знаешь чего, хлопче? Пакуль я там копаю – ты ветку от осины сруби. Вон ту, вяликую.

– На кой? Палку мне, як у вас, зробите?

– Та не, нашто палку? – улыбнулся зна́ток. – Рогатку тебе состругаем! Так шо давай секи, вот ножик трымай.

Рот у Максимки открылся от удивления буквой «о»; он смог издать только восторженное «ух ты-ы!» и ринулся к ветке. Демьян добродушно усмехнулся и продолжил рытье. А ученик, высунув язык от усердия, взялся пилить ножиком ветку – чтоб дотянуться, пришлось залезть на приступ шаткой кирпичной стенки. Солнце на востоке поднималось, ярко светя в противовес наступающей с запада непогоде. От туч и солнечного света творилось беспокойное волшебство: предметы отбрасывали зыбкие, подвижные тени, а насекомые в траве трещали все громче, словно испугавшись грядущей бури. Демьян копал, неутомимо орудуя лопатой.

– Дядька Демьян! – крикнул Максимка.

– Шо табе, хлопче?

– Кто ж такая гэта Купава?

Зна́ток сплюнул на землю, фыркнул, как вепрь.

– Шо, уши лишние? Накрутить?

– Чего сразу накрутить-то… – Максимка сумел отпилить ветвь ровно так, как требовалось, радостно воскликнул: – Срезал!

– Молодец! А про бабку Купаву… Ох, вот и я нашел! – воскликнул и Демьян, упал на колени, принялся ковырять землю пальцами.

– Чего? Оно? – Ученик соскочил вниз, подбежал к знатку, силясь разглядеть то, за чем они сюда пришли.

– Оно, Максимка, оно!

В руках зна́ток держал грязную пластинку меди, неровно обломанную по краям, – Максимка даже испытал разочарование от ее неприглядного вида. Он-то представлял себе, что у церквей купола и впрямь златы да пригожи, а тут просто медяшка гнутая, так еще и в земле вся, в зеленой ржавчине. Однако Демьян держал ее, как великую драгоценность, ласково стирал тряпицей грязь.

– Гэта шо, купол и есть? – буркнул мальчик.

– Купол-купол, больше нечему быть. Хорошая вещь! Намоленный церковный купол. Они ж, как церкву подорвали, сюда кусок и упал, значит. – Демьян бережно завернул медную пластинку в тряпку, глянул на запад. – Давай-ка збирайся, да домой потопали, пока под дождь не попали. Ветку свою не забудь. Будем дома, значить, арсенал готовить.

– Дык чаго с Купавой-то? – напомнил Максимка и прикрыл на всякий случай уши.

Явно пребывавший в хорошем настроении Демьян недовольно крякнул. Достал табаку, бумагу, свернул быстро самокрутку – в дороге подымить.

– Ладно, горе луковое, слухай да запоминай – повторять не буду. Жила как-то в деревне старуха одна. Звали ее кто знаткой, кто знахаркой – от слова «знать». Коммунисты ее, шоб мракобесие не плодить, в документах обозначали повитухой либо фельдшером – как и меня, кхм. И попал к ней в ученики хлопчик один малой – чуть тебя старше…

ХРЯМ!

С тех пор каждую ночь Дема не мог уснуть, пока девка с соседней комнаты не выбежит из дому. Он быстро смекнул, что ей в туалет как приспичит ночью – не может сдержаться, бедная. А где ж Купава тогда?..

«Дык то Купава и есть!» – рассудил он своей простой деревенской логикой. Раз бабка исчезает, пока девки нет дома, а позже опять появляется – значит, девка и есть Купава! Диалектический материализм, как в сельсовете учат! И думать тут нечего. Только как-то не укладывалась в голове такая разница: смурная да хромая бабка днем и стройная легконогая девка ночью…

Днем знатуха пихала его в плечо, щурилась синим глазом и кряхтела, опираясь на трость:

– Ты чаго гэта, хлопчик, не высыпаешься, шо ль? Болит у тебя, може, чаго? Думается мне, неладно ты себя чуешь.

– Та не, баб Купава, я того, умаялся просто, – отнекивался он. А как сказать, что он полночи девку голую ждал, что мимо пробежит, а опосля