Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок

Люди молчали. Кто-то плакал, кто-то смотрел с ненавистью, кто-то просто не понимал, что происходит.

— Я не простой зараженный, — продолжил Вадим. — Мне повезло сохранить разум. Вирус сделал меня главным над всеми инфицированными. Но я не хочу больше смертей. В первый раз тут меня встретили как прокаженного, но в общине Самуила мне поверили, и вместе мы работаем над тем, чтобы перестать бояться вируса. Там Дом Советов стал нашим домом. Я пришел сюда не для того, чтобы уничтожить вас. Теперь конфликт исчерпан. Вы свободны. Хотите — живите дальше здесь, по-своему. Хотите — присоединяйтесь к нам. Я никого не собираюсь принуждать, Палыч и его люди мертвы, война закончена. Выбирайте.

С этими словами Вадим развернулся и пошел прочь, за ним Настя и развитые. Орда подчинилась и двинулась следом. На площади остались только люди — живые, напуганные, растерянные. Война с кудровскими действительно закончилась, оставшимся людям будет теперь не до наведения порядков в городе...

Глава 16. Путь к преображению

Дом Советов напоминал теперь не только крепость, но и научный центр. В одном из крыльев, где раньше располагался архив, оборудовали лабораторию. Столы, набитые приборами и хаотично подключенными центрифугами, доставленными из университетских кафедр и клиник. В холодильниках — пробирки с образцами тканей, в шкафах — тома по молекулярной биологии и иммунологии. Работали в три смены, едва успевая спать.

Главным двигателем процесса был Исаев. Иммунолог по профессии, он лучше других понимал, что именно произошло с телом Вадима. Остальные трое врачей — хирург, гематолог и пульмонолог выполняли роль ассистентов. Им приходилось заучивать методы работы с генным материалом и вирусологические протоколы в авральном темпе, едва понимая половину терминов. Но выбора не было.

Особое значение имели образцы тканей Вадима до трансформации. Еще до трансформации врачи успели взять биопсию разных тканей и теперь они служили эталоном. Сравнение относительно ''нормального'' генома и клеточной морфологии с нынешними образцами позволяло проследить, как именно Хронофаг переписывает организм.

В ядре клеток Вадима обнаруживались уникальные вставки, работающие как регуляторные последовательности, меняющие экспрессию десятков генов одновременно. Особенно изменились гены цитоскелета — актиновые и тубулиновые белки переписаны так, что ткани стали прочнее и эластичнее, митохондрии увеличены, удельная выработка АТФ выше в пять раз, системы репарации ДНК работают по иному принципу, поэтому мутации не ведут к гибели клеток, а стабилизируются. Привычный баланс иммунитета ''свой-чужой'' переписан с нуля, организм теперь воспринимает вирус как часть себя.

Вадим под панцирем уже мало напоминал человека. Его скелет утолщен и пронизан новообразованными хрящевыми арками. Мышцы переплетены хитиновыми тяжами, которые играют роль биоусилителей — своего рода экзоскелета изнутри. Отсюда громадное увеличение физической силы. Жизненно важные органы тоже трансформированы: сердце раздвоено, теперь это два синхронно работающих насоса: одно гонит кровь к мозгу и жизненно важным органам, другое — в мышечные структуры.

Легкие редуцированы, дыхание поверхностное, но клетки содержат белки-аналог миоглобина, позволяющие дольше держать кислород.

Пищеварительная система перестроена полностью. Желудок и кишечник уменьшены, ферменты сверхэффективно усваивают органику. Почти все питательные вещества идут в работу, отходов практически нет. Выведение продуктов метаболизма осуществляется через сеть измененных потовых желез: они выделяют вязкий биополимер, похожий на смолу. Он одновременно охлаждает и выполняет защитную функцию, убивая микробы на коже.

Репродуктивная система атрофирована. Члена и анального отверстия больше нет за ненадобностью. Вместо этого по бокам таза проходят каналы, соединенные с выделительными железами.

Мозг Вадима изменился сильнее всего. МРТ не имели, поэтому получали косвенные данные — электрическую активность и биопсию ткани.

Кора головного мозга покрыта дополнительным слоем глиальных клеток, выполняющих функции дополнительного биологического модулятора наряду с ТКТ, усиливающего связь с ульем

Гиппокамп и миндалина гипертрофировались, память и эмоции переплетены в единый узел, поэтому он одновременно видит и чувствует все, что происходит с зараженными. Лобные доли утолщены, что объясняет его резко возросшую способность к планированию и контролю орды.

— Он больше не зараженный. Он — новая форма жизни, — сказал как-то Исаев, когда сравнивал срезы тканей под микроскопом. — Человек-улей. Мост между нами и ними.

Эти слова надолго повисли в лаборатории, пока остальные молча работали, не решаясь спорить.

После разгрома Кудрово и стабилизации обстановки в Доме Советов у Вадима появилась возможность впервые взглянуть на происходящее не только глазами полководца или диктатора, но и созидателя. Лаборатория Исаева, конечно, работала, но методы людей оставались ограниченными — микроскопы, пробирки, центрифуги, симуляции, медленные анализы. В то время как сам Вадим почувствовал: улей способен на большее. Намного большее.

Его тело жило собственным ритмом, и каждый день он все яснее понимал: Хронофаг — это не просто инфекция, двигатель эволюции, но и управляемый биоконструктор, подчиняющийся мыслям.

Для этого нужны были подопытные. И не простые. Вадим не собирался рисковать добровольцами или даже случайными выжившими. Он хотел взять тех, кого будет абсолютно не жалко, и кто своей жизнью уже давно заслужил смерть. Выбор пал на бандитов.

— Настя, — обратился он к субальфе через сеть роя. — Принеси мне тех, кто хуже скотов. Таких, кого не жалко пустить в расход.

— Поняла, — отозвалась она. После ''пробуждения'' ее интеллектуальные возможности возросли, стало реально поручать сложные задачи без детального разжевывания. — Сделаю.

Через двое суток Вадим ждал ее в условленном месте в одного из ульев. Настина стая, обычно скрытная и бесшумная, на этот раз не пыталась быть невидимой, наоборот, зараженные тащили добычу напоказ, как охотники, возвращающиеся с удачной охоты. Вниз по лестнице, к зараженному подвалу, волокли троих связанных мужчин.

Они выглядели жалко: грязные, потрепанные, с лицами, искаженными смесью злобы и животного страха. Но это были не случайные жертвы, Настя выбрала их с холодным расчетом.

Первый был низкорослый, жилистый, с перебитым носом и выбитыми зубами. Он шипел и плевался, как змея, пытаясь укусить любого, кто оказывался ближе. Его держали за шею и руки, но даже так он извивался, пытаясь что-то выкрикнуть сквозь тряпку во рту.

Второй — плечистый, массивный, со свежим шрамом, тянувшимся от левого виска к губе. Глаза у него были налиты кровью, и даже сейчас, с заломанными руками, он выглядел так, словно готов броситься в драку. Он ругался, плевался кровью и пытался боднуть любого, кто оказывался на расстоянии.

Третий — худощавый, с длинными сальными волосами и ухмылкой, которая не сходила с лица. Он не сопротивлялся, шел почти сам, но в глазах его было безумие. Он глядел на всех так, будто видел вокруг цирк,