Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

плакала и улыбалась. Они больше не просили страшных историй, и вместо угощений – своих скромных и таких бесценных даров – принесли ей ларец, полный проклятий. Передали своими сияющими призрачными руками.

Ужас той ночи был правдой, а не жутким видением. Все они были мертвы… но сейчас она не могла позволить себе даже оплакать их.

Заслоняемая Руджеком и его отрядом, Шепсет склонилась над ларцом, достала первую фигурку и решительно стёрла проклятия. Она почти физически чувствовала, как сопротивляется ей сеть колдовства. Формулы, вредившие Владыке, были ещё более тесным, тяжёлым, хитрым плетением. И казалось, пальцы кровоточили, словно нити, расплетаемые ею, ощетинились иглами. Продираясь сквозь знаки проклятий, Шепсет говорила себе:

– Это Абджу, легендарная Гробница Усира. Смерть здесь должна быть благостна и гармонична, согласно Маат… Здесь не место искажению. – И нараспев она повторяла слова воззвания:

«Слава тебе, Усир Ун-Нефер,

Великий Бог, обитающий в Абджу,

Управитель вечности,

Владыка бесконечности,

Преодолевающий миллионы лет в существовании своём».

– Помоги мне, Усир, Всеблагой Повелитель Вечности, Первый среди Западных. Помоги освободить моего Владыку…

Тварей было так много, и они всё приходили, нападали, силясь добраться до живых. Мёртвые кровоточили тенями, но не уходили. Нахт сражался в рядах своих собратьев, не уступая им в силе. Но мёртвые принимали на себя удары, которых живому было не вынести. Клинок Сета ярко вспыхивал во мраке непокорным пламенем, и Странники отшатывались в страхе.

Шепсет замерла над грудой восковых фигурок, высвободив последние… И снова что-то неуловимо изменилось в окружающем их пространстве, а время замедлило ход.

Она услышала родной голос, к которому так стремилось её сердце. От облегчения стало больно дышать.

– Волею Богов и моей, всё возвращается на свои места. Маат торжествует над всем.

Казалось, что стало светлее, словно первые лучи Ладьи Ра пронзили первозданный мрак. Шепсет не видела его, лишь слышала знакомую поступь за спиной. Его Ка было здесь, с ними, свободное и могучее. И поняла вдруг, что всё это время он был где-то рядом и вместе с тем – неумолимо далеко, разделённый с ней её собственным забвением и страхом, и сетью проклятий Сенеджа.

Шепсет вспоминала его присутствие – словно тёплый свет солнечной ладьи, бьющий сквозь сомкнутые веки. Его воля была рукой, выводящей из шепчущей тьмы первых кошмаров. Тогда он просил её – шелестящим шёпотом, ласковым ветром среди ветвей в садах её снов, разносившим сладкие ароматы: «Найди… найди…»

Найти нужно было даже не убийцу – проклятия, сковавшие его голос. Теперь она отыскала – и была вознаграждена за это.

Не в силах поднять на него взгляд, Шепсет ждала.

– Возвращайтесь в места своего природного обитания, – повелел Владыка и повторил: – Маат торжествует над всем.

Визг и рёв тварей угасал в тающем мраке, и мёртвые возвращались в тёмные ртутные воды. Стены гробницы снова смыкались вокруг них, пока всё не стало как прежде: разбитые рельефы, беспорядочно сложенные груды артефактов.

Но крышки ларцов теперь были распахнуты, а восковые фигурки в них – изменены до неузнаваемости.

В центре гробницы раненый меджай сжимал в кулаке амулет, и жрица, бессильно опустившаяся на колени на каменном полу, крепко обнимала тяжело дышавшую чёрную собаку.

Они победили.

Последнее, что услышала Шепсет, был голос её Владыки, запечатывающий проклятие:

– Имя Сенеджа предаю забвению. Его жизни не будет на земле, и вечность отринет его.

* * *

Нахт

Нахт едва осознавал, что было после. С трудом помнил, как помог Шепсет вынести ларцы и передать воинам Таа. Как люди чати спустились в погребальную камеру, чтобы перенести остальное. Как они обсуждали ночное нападение и странные звуки, доносившиеся из утробы гробницы. Отряд воинов прорвался в катакомбы и попытался прорвать оцепление. Сенедж всё-таки привёл сюда своих солдат – живых солдат, не только мёртвых. И очевидно, у него были некие свои договорённости со стражами Абджу.

Хоть и не без потерь, но воины Таа отразили нападение, никому не позволили войти в гробницу.

Тело самого Сенеджа нашли глубже в катакомбах, в одной из соседних заброшенных погребальных камер. Хека остановилась у замаскированного входа и отказывалась двигаться, пока Шепсет не обратила на это внимание Таа.

Здесь были разбросаны ритуальные инструменты, догорал масляный светильник и курились приторные благовония, запах которых напоминал дух разложения. После встречи со Странниками Нахт понимал, что ещё долго не забудет этот тяжёлый запах болезни и гниения.

Придворный чародей лежал в полумраке, притянув колени к груди в позе, в которой хоронили древние. Его рот застыл в безмолвном крике, а на лице отображался такой ужас, что Нахт не хотел даже представлять себе, что же чародей увидел перед смертью.

Шепсет лишь устало покачала головой и покинула зал, не сказав никому ни слова. Всем им требовался отдых. Но по крайней мере сегодня они одержали победу.

Глава XXII

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Для отдыха им были отведены комнаты в прихрамовых владениях, в числе свиты Таа. Впрочем, толком отдохнуть никто так и не сумел. Какой уж тут сон, когда стоит лишь сомкнуть глаза, и за хрупким сумраком век мерещится что-то нездешнее… Нахт подумал, что теперь ещё долго сможет спать только днём.

Хека вдумчиво вылизывала себе лапы – ни дать ни взять обычная собака. И вот у неё с крепким сном никаких трудностей не было – отсыпалась весь минувший день и следующую ночь, иногда просыпаясь чтобы поесть и прогуляться.

Нахт оглядел себя, коснулся свежих, наложенных Шепсет повязок. Как странно, в этом кошмаре ему казалось, что тело рассыпается от изнеможения, что на нём уже нет живого места. Но от полученных в гробнице ран осталась только вязь уродливых шрамов, застарелых, каких-то иссохших. Следы от побоев на рынке выглядели куда свежее. Да и раны из Сет-Маат почти зажили, но заживали своим чередом, как задумано природой.

Жрица едва ощутимо коснулась его волос у виска, и взгляд её стал печальным. Тихо стукнули бусины браслета. Приятно было, что она его так и не снимала.

Впрочем, и тот свой золотой лотос – тоже.

– Не должен ты был сталкиваться с таким… прости, – тихо проговорила Шепсет.

– Что ты там такое увидела? – усмехнулся Нахт.

– Седые пряди. Белые, как лён.

– Ну и что, – он беспечно пожал плечами, стараясь просто не вспоминать об увиденном.

– Просто всё это… не для живых. Так не должно быть.

– Скажи