Тоска - Александр Александрович Павловский

– Знаете, мы всегда вкладываем себя в каждое слово и текст, но никто не знает вашу жизнь, как вы сами. И остается главное, что читатель смог увидеть себя с помощью ваших слов. Для меня вы описали историю моей молодости, когда я решил остепениться, а для Люды – это было что-то другое. Вы будете разным для каждого, кто начнет читать. Истории у всех разные, но именно через ваш текст мы будем способны в них вернуться и прожить второй раз. А этого будет вполне достаточно.

– Тогда, спасибо большое и вам! Жаль, что не смогу сказать этого же и вашей жене.

– Не волнуйтесь, я скоро сам ей это передам. У меня больше не осталось незавершенных дел. Видите, как удачно, что мы столкнулись в дверях. Иначе, мне пришлось бы остаться здесь еще дольше, а вот тогда стала бы уместна бесконечность. Но говорят, что в ней нет ничего приятного. Пока есть время, есть и возможность.

– Вы сейчас говорите о Проводниках?

– Эх, юноша! – он взглянул на меня с печалью. – Жаль, что люди больше не смогут узнать ваших лучших историй. Молодость прощает всё, но, когда в запасе ещё много лет. А ваше время, как я вижу стало похоже на моё. Вы ведь тоже не досчитались дней в календаре?

– Откуда вы знаете?

– Вы всё еще сами узнаете и поймете. А пока подумайте про ту, кого любите. Из разговора с вами я понял, что никакой привычки у вас нет и вы любите, пусть и запутались в том, что делаете. А, чтобы вам стало понятнее, процитирую вам ваши же слова:

«Не затухай во мне моя любовь,

Не предлагай со всем смириться.

Будь только шанс, я взял бы вновь

Один лишь шанс в тебя влюбиться».

Он поднялся и пригласил официанта. Сказал ему что-то на ушко и протянул несколько бумажных купюр. После чего официант удалился, а следом за ним и Лев Михайлович. Лишь на выходе он повернулся и прощально кивнул головой. Я был в растрепанных чувствах и книги, Катя, Лев Михайлович смешались в одно единое пятно, что засасывало меня в себя. Еще с минуту я смотрел на уголок масляной картины на стене, а затем позвал официанта.

– Можно меня рассчитать?

– Лев Михайлович заплатил за обед и попросил передать: Не всё, что вы видите при свете дня, является таковым при свете ночи. – официант передал слова и вопросительно замолчал, прежде чем продолжил, – Но я бы не советовал вам выходить ночью. Этот город очень опасен, а у вас, как я вижу, нет защитника. Лучше ложитесь пораньше, так для вас будет лучше всего. – После чего он быстро исчез на кухне.

В который раз я слышал одно и тоже. В который раз пересекались слова, водя меня за нос перед самым ответом. В который раз я пытаюсь узнать правду, но нахожу лишь стену, через которую не дают пройти незнакомые люди. Все тут всё знают, и молчат. Молчат, не потому, что страшно, а потому что это тайна всего города, а не отдельно взятых людей. Я уже не уверен, что это был бесплатный вебинар для тех, кто хочет изменить жизнь. Это, скорее, было целенаправленное промывание мозгов! Агентурная сеть, что владеет карточками из больниц и точечно находит людей, которым нужно промыть мысли. Вот так и появляются те, кто ищет способ окончить незавершенное дело. Но одно незавершенное дело – это мираж спасения, фата моргана. Вся наша сущность состоит из таких дел и многие так и останутся незавершенными, просто потому, что у нас пропала мотивация или порвалась нить сути этого дела. Это нормально. Но сделать из этого секту, уже абсурд.

Столкнувшись с толпой, что отчаянно пыталась пробиться в зал, мне показалось, что я вижу снова знакомый силуэт со спины, как в гостинице или на фабрике пастилы. Но на этот раз у меня не было возможности подойти, он закрыл за собой дверь туалета, а я вывалился из кафе с ощущением, что меня обманывают. Руки сковала жажда драки. Набить бы кому-нибудь морду и успокоиться, может, даже мне набьют, и я успокоюсь?! Чешется всё от желания до действия. А вот людей жалко. Найдется какой-нибудь счастливчик на моём пути, а у него хорошее настроение, которой превратится в поход в травмпункт. Так нельзя. Так нечестно. А кто спросил у меня про честность? Вот я спрашиваю и ищу эту честность в людях, но они даже не понимают зачем она мне. А зачем она мне? Может, потому что, Катя оставила не отвеченный вопрос, плотно осевший в воздухе. Или я вновь нацепил одну из своих масок, но разучился пользоваться, вот и происходит со мной то, что происходит. Сторонние люди всегда видят больше, чем нужно и говорят меньше, чем надо. Лучше бы на вопросы могли отвечать не загадками. Но, кто я такой, чтобы просить подсказки? Я даже, если в топях окажусь, то буду тонуть молча.

Погода перестала портиться. Тучи проходили мимо, не задерживаясь перед горизонтом. Дома – монпансье, светились ярче обычного. Туристов стало в разы больше и на выходе из кафе, большое семейство разрешало конфликт о том, кто с кем идет. Я с трудом протиснулся, но они даже не обратили на это внимания. Типичное семейство, не знающее правил приличия, будто они тут одни. Для них каждый город – гастротур в ожирение и вертикальный спуск к гастриту.

Брусчатка нагрелась под палящим солнцем, и я скинул с себя куртку, обливаясь пОтом по спине. Не слишком комфортно быть мокрым и вонючим, но благо, что я живу близко и такой позор не стану нести через весь город. Даже маленькое расстояние в жару – испытание.

По пути к дому с мезонином, в котором останавливался когда-то Куприн, я задумался о том, что помимо стола может хранить в себе историю человека? Зеркала? Расчески? Фотографии? А может всё к чему человек прикасался? Хотя, нет, это слишком банально. Если бы так было, то на любом углу или у дверной ручки стояли таблички, что это трогали или, тут облокотился такой-то человек. Весь мир можно было бы превратить в один единый экспонат, а жить бы все стали в отведенных для этого зонах, где никто ничего не трогал и даже не ходил. Звучит, как какая-то утопия. Сюжет интересный,