Тоска - Александр Александрович Павловский

– Это праздник или памятная дата?

– Это всего лишь день, не стоит взваливать на календарь слишком много событий. Сегодня день рождения моей Людочки. Ей исполнилось бы восемьдесят два года.

– Как давно её нет? – не придумав фразы помягче, я спросил в лоб.

– Это не её нет, а я еще не пришёл, – он коснулся колец большим пальцем, – Проживая долгую жизнь, понимаешь, что все мы скоро уйдем. Одни будут первыми, а другие следом. Обратной дороги не существует.

– Я просто увидел у вас на безымянном пальце два кольца. – снова вышло в лоб.

– Да, верно. Мы всю жизнь ходили, держась за руки. Кому-то хватает фотографий или запаха, что остался в шкафу, а мне не хватает её прикосновения, поэтому я ношу оба кольца. Представляю, что она рядом и разговариваю. Хожу в места, что мы любили, стараясь не забыть. – Лев Михайлович отвернулся долгим взглядом в окно. На глазах наворачивались слезы, но он постарался отвлечься, чтобы не заплакать. Тяжело одному нести боль утраты.

Пришлось сделать небольшую паузу.

Сколько всего я не успел сказать Кате? События, как вспышки появлялись одно за другим, но я совершенно не успевал их полностью рассмотреть. Внутри меня всё съежилось, как от падения с высоты, но дыхание не перехватывало, ведь это больше не несет прошлых эмоций. Где-то я был груб, где-то чересчур заносчив или эгоистичен, где-то сглупил… Она невиновата в том, что я – это я. Никто не может быть осужден за желание хорошей жизни с достойным человеком. Достойных людей мало. А я считал себя таковым, но в прошествии времени осознал, что далеко не тот, кем считаю себя в мыслях. Мне стоило встретить Катю, которая сняла с меня маски, а под ними… калека. Испорченный без воспитания, знающий только отказы, вечно сомневающийся, даже, когда прав. Мне никто не подсказал, что реакция на мир – это будущий каркас меня. Вот и сформировалась теплица с битыми стеклами, в которой выращивать можно только при хорошей погоде.

– Люда любила шарлотку из кислых яблок, говорила, что так вкус открывается иначе. Она считала, что вкусовые крайности могут раскрываться с неожиданной стороны: сладкое с кислым, кофе с апельсином. Она еще девочкой встретила блокаду и выжила, будучи совсем крошечной, а в период голода одна кожа да кости. Но выжила. Говорила, что Мама вовремя покрестила и ангел-хранитель оберегал почти с самых пеленок. Она его, вроде, даже увидела в последний момент… – Он снова отвернулся в окно.

А я продолжал думать о Кате. Мне стало стыдно и одиноко. Она единственная к кому я тянулся столько лет и не представлял другой жизни, с другой девушкой. Не мог представить и держался за мысль о том, что могу сделать её счастливой. Но счастливым делала меня она, а я лишь прилип к ней, потому что мне так хотелось. Точнее, я думал, что не прилип, а люблю её. Но, куда мне до этого? В жизни не видел никакой любви, да и не знаю, какой она должна быть. В этой жизни и абъюз и домашнее насилие – любовь. А, если разобраться, то каждый видит по-своему это «слово», но чувств не испытывает. Может это была привычка?

– Извините меня за скромный вопрос, но где ваша спутница, юноша? – Лев Михайлович успокоился и развеял Лешин туман.

– Даже не знаю, как ответить, – я ждал подобный вопрос, но ответа заранее не заготовил, – возможно, мы уже разошлись.

– Но вы не уверены? Или это сомнение стоит за вашим последним словом, как мужчины?

– Боюсь, что моего слова оказалось недостаточно, хоть его никто не стал спрашивать. – Удрученно ответил я. – В ситуации, где требовалось решение двоих, оно было принято за двоих. Вот меня никто и не спросил, что я хочу. Поставили перед фактом холодными стенами.

– Не понимаю я нынешнее поколение. Ценность человеческого взаимопонимания сменилась на легкость распрощаться. Никто не терпит даже малейшего проступка, постоянно меняя решение на смену партнера. Мне вспоминается аналогия с перчатками, но боюсь она уже устарела. Сейчас отношения двух людей похожи на букет цветов. Им наслаждаются пока он способен сохранять свою красоту в вазе.

– Я с вами согласен. Ни терпения, ни сил не хватает. Очень много соблазнов и из мира любви мы перешли в конкуренцию. Человека выбираем, как товар с характеристиками. Стоит изменится приоритетам, как человек становится негоден и нужно присмотреть другую модель. И до бесконечности.

– Боюсь, что бесконечность в этом вопросе не требуется. Мы ограничены рамками времени, которого с каждым днем становится меньше. Количество букетов сокращается. Знаете, почему старики любят клумбы? – Лев Михайлович улыбнулся и сложил ногу на ногу. – Потому что рано или поздно силы покидают и уже нет былого азарта на частые букеты. Хочется растить всего один цветок и ухаживать за ним, чтобы он радовал весь год, а не только несколько дней.

– А вы случаем не писатель? – с неким задором спросил я.

– Как бы прозаично не звучало, но я люблю читать, а не писать. Благодаря этому еще сохраняю отличную память и готов похвастаться большим количеством слов, что помню. Но вернемся к вашему вопросу о спутнице.

– Я, правда, не знаю, что сказать по этому поводу. Она ушла и больше не отвечает на звонки.

– И в чем же тогда была ваша любовь? Если так просто разорвать отношения, даже не попрощавшись, будто никогда друга и не знали. Размениваетесь этим, как будто кто-то будет вечно рядом, стоит только щелкнуть пальцами. Никто никем не дорожит.

– Мне в какой-то момент стало казаться, что мы – это привычка. Живем вместе, выучили друг друга и нам понятно и это больше не вызывает эмоций. Живем, привыкшие к общему быту. Не друг к другу, а к тому, что создали.

– Но ведь привычка – это не чувство, а последствие отсутствия таковых. Долгое горькое послевкусие после глотка. Вы осушаете бокал, в надежде, что страсть позволит оплатить еще по одному, но не хватает средств. Остается лишь запах и долгое послевкусие на губах, которое потихоньку ослабевает и оседает в желудке.

– Если я не смог сохранить, то, как вам удавалось?

– С трудом. Мы не были достойными друг друга и часто ссорились пока были молодыми, расходились, плевались и думали, что больше не сойдемся. Но всё равно возвращались, потому что не допивали свой бокал. Глотки делали короткие и не сразу глотали, стараясь запомнить послевкусие. И в один из таких переломных моментов я сделал ей предложение,