Отец. Возродить братство - Евгений Колдаев

с высокими потолками. То, что было снаружи, – морок? Или это сейчас чары морочат ему голову? В нескольких шагах перед ним оказалась прикрытая дверь, оттуда доносился монотонный женский голос. Также он отметил про себя, что звуки снаружи до его слуха не доходят. Может, ведьма не знает, что там творится?

Бугай, стараясь не шуметь, пересек прихожую, про себя отмечая, что, несмотря на приличное убранство, здесь все же грязно. Хозяева редко занимались уборкой или им было плевать на чистоту. Пыль на вещах, паутина по углам и на потолке, старые, сухие отпечатки измазанных грязью сапог посреди пола.

Он заглянул в приоткрытый дверной проем.

В представшей взору комнате, еще больше предыдущей, стоял посередине стол, на котором лежало тело Власты. Руки раскинуты, лицо, насколько отсюда видно, бледное, совершенно безжизненное. Труп, что ни говори. На рваной одежде – кровь, местами грязь. Глаза закрыты. Рядом с ее головой стоял ящик, тот самый, в котором размещались пятнадцать злополучных флаконов с алой жидкостью. С кровью, от которой, по заверению Злого, его вырубило как от нескольких литров крепленого вина.

Князь, скрючившись в болезненной судороге, валялся в углу, стонал, мычал и даже не пытался подняться. Сотворенные чары причиняли ему непереносимую боль. А над столом возвышалась госпожа всего этого кошмара – ведьма. Худощавая, в дорогом, но старом, потертом, выцветшем и видавшем лучшие времена платье, украшенном вышивкой. Ее кожа говорила о том, что хозяйка нарядов тоже знавала лучшие времена, и красота ее увядает. Скоро, совсем уже скоро из зрелой женщины она превратится в сухощавую старуху. В рыжих волосах ведьмы виднелась седина. А ее глаза полнились откровенным безумием, присущим людям, получившим что-то очень ценное или творившим какое-то вдохновляющее действо. В ладонях она сжимала один из флаконов, а рядом в столешницу был воткнут изогнутый кинжал.

Богдан стремительно вошел, но тут же пожалел, что его второе оружие осталось в горле великана. Ситуация требовала молниеносных действий, прятаться за дверью смысла не было, надо как можно быстрее преодолеть разделяющее их пространство, подобраться для удара мечом. Ведьма через мгновение все равно заметила бы его, а так оставалась хоть какая-то надежда на внезапность.

Она воззрилась на него своим надменным взглядом, в котором читалось совершенное пренебрежение ко всему окружающему, за исключением флакона, что сжимали костлявые пальцы.

– Богдан, убийца, – прошипела она, – собственной персоной. Один, здесь, передо мной…

Запах крови, трав и мускуса резко, тошнотворно ударил в ноздри...

«Откуда она знает мое имя?» – подумал ветеран.

Но все непонятное можно было свалить на проклятые чары, что Бугай и не преминул сделать, не тратя время на размышления. И сразу же устремился сократить расстояние между ними.

На ее лице вспыхнула радость. Пожалуй, так ведет себя хищник, осознавший, что жертва сама пришла к нему в логово. Рука Богдана поудобнее перехватывала меч, а ноги несли его вперед, на врага. Ветеран рассчитывал обогнуть стол слева. Выбора особого не было. Либо он убьет ведьму здесь и сейчас, либо им всем конец. Ему не было ясно, на что рассчитывал Князь, отправляясь сюда, что хотел получить и что предложить колдунье взамен. Но судя по тому, в каком состоянии сейчас находился его товарищ, переговоры пошли не так, как планировалось. Теперь ответственность за жизни, по меньшей мере, трех людей – Злого, Князя и Торбы – лежала на плечах Богдана. Она всецело зависела от того, сможет ли опальный стражник покончить с этой тварью или та околдует его, а потом разделается с ними всеми.

Ведьма вскинула руку, по ней пробежали искорки, воздух сгустился, словно жидкость. Бугай почувствовал, что ему нечем дышать, жилы налились кровью. Он продолжал двигаться, но сопротивление окружающего его воздуха выросло. Богдан будто прорывался сквозь вязкую толщу воды, которая становилась все плотнее. Раздался безумный смех. Ведьма просто заливалась им. Она смеялась, словно умалишенная, закатываясь, хваталась за грудь. Затем резко остановилась и уставилась на своего незваного гостя, не мигая. Злоба, гнев и ярость читались в ее взгляде. Ведьма провела языком по губам и выпалила:

– Тварь! – Голова ее склонилась набок, глаза прищурились. – Я не убью тебя просто так. О нет, ты, ублюдок и убийца, ощутишь столько боли, сколько сможешь вытерпеть, и даже больше, в разы больше! Я сломаю каждую твою кость, вытяну из твоего тела все жилы. Твои внутренности будут гнить, а ты, мразь, тварь, червь, будешь жить! Страдать, чувствуя все это, вновь и вновь, день за днем.

Она отложила флакон, выдернула кинжал и обошла стол, плавно и грациозно, как ходят благородные аристократки. Затем оперлась об исцарапанное дерево, облизнула стальное лезвие острым и неестественно длинным языком, поиграла с ним, повертела в руках.

– Скольких ты убил, а, Богдан? Мясник! Слуга этого кружка старых, гнилых тварей, дряблых мумий, именующих себя городскими чародеями. С тебя спрос, Богдан, такой же, как и с них. Их безвольные марионетки не в счет. Как там их, ясноокие, верно? – ведьма буравила его взглядом. – Они не в счет, они жертвы, рабы, они уже мертвы. А ты, ты выполнял их приказы по доброй воле. Скажи, Мясник, скольких братьев и сестер, талантливых и свободных, ты отправил в небытие?

Ветеран молчал, он почти не мог дышать, все его тело словно погрузилось в густую жижу и двигалось с трудом. За долгие мгновения, пока ведьма говорила, он смог оторвать от пола ногу в попытке совершить очередной шаг. А их разделяло не меньше десяти, и все их нужно пройти, чтобы спастись самому. Выручить товарищей. Выжить. Вырвать дочь из рук ее пленителя. Необходимо было прорваться через чары. Но как? Глаза слезились, рука с мечом дрожала, но пальцы, несмотря на огромное напряжение, с которым он пытался сейчас преодолеть это препятствие, все сильнее, до боли в костяшках, сжимали рукоять меча.

– Скольких пронзил клинком? Скольких сжег? Скольких помог сделать рабами и превратить в корм? – ведьма сплюнула, и Бугай мог бы поклясться, что от дерева поднялось облачко дыма, а на полу, куда попала слюна, осталась опалина. – Мы знаем о каждом из нас. Мы знаем, кто ты. Проклятый! Убийца! Ублюдок! Мясник! Бич Краконский! Сколько имен твоих я слышала от своих братьев и сестер.

Она смотрела на него и улыбалась. Радость ее, неподдельное счастье могло испугать кого угодно, но Богдан не думал о том, что она говорит, он пытался двигаться вперед. Сам он никогда не считал, скольких убил, в скольких вылазках участвовал, и не думал,