Грехи Матери - Роберт Дж. Хейс

на меня, еще больше разозлившись из-за моего отказа общаться с ним. Я должна была сама изгнать его, сделать выбор раньше, чем он. Но в глубине души я надеялась, что он выплеснет свой гнев и снова станет моим сыном. Он всегда был задумчивым, но только временами. Большую часть времени он был таким счастливым и жизнерадостным, легко смеялся и смешил других грубыми шутками или дикими выходками. Но нет. Он уже давно не был таким человеком. Он превратился в сердитого молодого человека, который стоял передо мной, бросая мне вызов. Ненавидя меня. Он не вернулся. Он ушел и забрал с собой верных ему солдат. Большинство из них.

В Трисе слишком много от меня самой. Слишком много от той неистовой девушки, которой я когда-то была. Самоуверенная решимость, которой я обладала. Временами жестокость и бессердечие, которые помогли сформировать мою репутацию. Он перенял эти черты у меня. И хотя я никогда специально не тренировала его, чтобы он стал тем оружием, в которое меня превратили в академии, он все равно им стал. Репутация Триса такая же кровавая, как и моя собственная, такая же темная, какой стала репутация Сирилет. И он ее заслужил.

Мы провели один день на Ро'шане, пока летающий город приближался к Ланфоллу. Кенто была занята подготовкой к длительному отсутствию, и меня не посвятили во все детали. Я оказалась предоставленной самой себе, и мне ничего не оставалось, как ждать. Я не умею ждать. За годы, проведенные в Райсоме, я научилась наслаждаться этими праздными днями. Глядеть на небо, размышлять о мире. В Райсоме я обнаружила странную способность заглушать тихий голосок в моей голове, который побуждает меня к действию и изводит страхами, сомнениями и виной до тех пор, пока я больше не могу усидеть на месте. Это тихое спокойствие снова исчезло. Голос вернулся. И каждая минута, проведенная в томлении от безделья, сводила меня с ума.

Джамис и его ручной Хранитель Источников исчезли, улетев обратно в город на флаере. Это было хорошо, в основном для моего душевного равновесия. Каждый раз, когда я смотрела на этого человека, я чувствовала, как во мне нарастают отголоски навязчивого желания. Наряду со жгучей яростью от желания разодрать его гребаное лицо и сжечь дотла все, что он когда-либо любил. Да, хорошо, что он и его Хранитель Источников исчезли.

Имико тоже исчезла, как обычно. Это было досадно. Нам нужно было поговорить. Мне нужно было заставить ее снова сбросить маску. Но у меня было ощущение, что она избегает меня, чтобы предотвратить это, и я никогда не встречала никого, кто умел бы прятаться так хорошо, как Имико.

От нечего делать я провела некоторое время, предаваясь ностальгии. Я посетила свой старый дом. Он все еще стоял, и я по-прежнему владела этой чертовой вещью, несмотря на два десятилетия забвения. Он был пыльным, но в остальном таким, каким я его помнила.

Кухня, где Хардт готовил, и мы собирались всей странной семьей, чтобы поесть. Гостевая комната, где я родила Кенто. Я лежала в этой кровати, кричала, рычала и тужилась. Это был изнурительный труд — подарить миру мою идеальную маленькую дочь. Моя спальня, где я впервые переспала с Сильвой. Ночи, которые мы проводили, сидя на подоконнике, распивая фруктовое вино и разговаривая обо всем на свете. Ночи, которые мы проводили, прижавшись друг к другу так близко, что я не могла сказать, где заканчивалась я и начиналась она. Я мучила себя этими воспоминаниями, намеренно забывая острые углы и предательства. В этих повторяющихся воспоминаниях Сильва была идеальной, красивой и моей. Но это то, что мы делаем с воспоминаниями. Мы стираем все острые углы, пока не останется только ложь, или сосредотачиваемся на мельчайших чертовых деталях, пока все вокруг не станет размытым, и они не потеряют всякий контекст, кроме эмоций, испытываемых в данный момент.

Я больше не могла выносить пытку, которой подвергла себя, поэтому сбежала из своего дома и оставила воспоминания позади.

На следующий день мы собрались в дворцовых доках и поднялись на борт самого быстрого флаера Ро'шана. То, что заняло у Сирилет пятнадцать дней, у нас займет всего пять. Вскоре мы догоним мою своенравную дочь.

Кенто попрощалась с людьми, которых она покидала. Они пришли в доки, чтобы проводить ее. Появился молодой человек с оливковой кожей жителя Полазии. Он был такого же роста, как и она, и у него была непринужденная улыбка, которая выглядела привычной. Он был первым полазийцем, которого я увидела без вуали на лице. Он поцеловал мою дочь на прощание. Затем Кенто опустилась на колени перед девочкой, стоявшей рядом с ним, и обняла ее, крепко прижав к себе. Девочке было не больше трех-четырех лет, и кожа у нее была почти такая же темная, как у ее матери. В одной руке она держала тряпичную куклу-гарна, схватив ее за хвост, а другой вцепилась в Кенто. Когда они наконец расстались, мужчине пришлось поднять девочку и прижать к себе, чтобы она не заплакала. Кенто вытерла слезы и, не говоря ни слова, села во флаер, взявшись за управление. Я смотрела вслед маленькой семье, когда флаер скрылся из виду. Они смотрели не на меня, конечно, а на Кенто. Маленькая девочка что-то крикнула, но слова затерялись в шуме лопастей флаера.

В свою защиту могу сказать, что я подождала, пока Ро'шан скроется из виду, и это заняло почти час, но я больше не могла сдерживать свои вопросы. Я прошла через палубу к штурвалу, где Кенто управляла машиной, и выпалила:

— Я, что, бабушка?

Кенто несколько секунд смотрела на меня, затем снова обратила внимание на бескрайнее небо перед нами. «Нет». Она поплотнее запахнула свое теплое шерстяное пальто. На такой высоте было прохладно, и обе, Кенто и Имико, оделись соответственно. Я полагалась на Источник пиромантии в своем желудке, чтобы не замерзнуть. Пилот-землянин, который в данный момент находился под палубой, пока Кенто вела нас, закутался в столько слоев одежды, что выглядел наполовину аббаном.

— Это была не твоя дочь? — спросила я, не желая ее отпускать. — Она безусловно похожа на тебя.

На этот раз Кенто даже не взглянула на меня. «Моя». Я ждала продолжения, но Кенто ничего не сказала.

— Думаю, это справедливо, — сказала я. Я поняла, что она имела в виду. Кенто не считала меня своей матерью, и поэтому она не считала меня бабушкой своей дочери. Но я была ею. — Как ее зовут?