Ельник - Ульяна Ма

– У вас нормальное для взрослеющей девушки телосложение.

– Нормальное, – кивнула Мара самой себе в зеркало. – Марк как-то говорил, что девушек из деревни в моем возрасте уже выдавали замуж и они рожали. Лада была старше меня на пять… или семь? Или… неважно, мужа у нее нет. И детей уж тем более у нее не было. Как думаешь, а у меня будут дети?

– Если вы того пожелаете.

Мара отошла к подоконнику, на котором стояли многочисленные зеленые растения. Когда солнце станет теплее и ярче, они непременно покажут яркие цветы, но пока растения оставались просто зелеными. Проведя пальцем по широкому гладкому лепестку, она ощутила пульсирующую влагу, переполняющую стебли. Она дала волю этому мягкому, едва уловимому чувству, после чего зеленый лист еще сильнее налился жизнью, и из самой середины горшка стал пробиваться фиолетовый цветок. В груди теплилось странное удовлетворение, и Мара переключилась на следующий цветочный горшок. Лишь одним прикосновением она вывела из него пушистый оранжевый цветок. На ее губах заиграла неосознанная, детская улыбка.

Наконец она обратила внимание на стопку конвертов, идеально, уголок к уголку сложенных на краю подоконника. Распаковав один из них, она прочла:

– Кир из Руяна предлагает молодой княгине Маревне встретиться в Еловой крепости; дар князя Кира – управление речными водами Нарки… – Мара прервалась. – О, так наша Нарка и у них протекает?

– В Речной крепости несколько притоков Нарки, богатых рыбой, насколько я помню, – ответил Дауд. – Там низина и место нереста.

– А это письмо от князя Илая из Сгоревших земель, – отложив письмо из Речной крепости, она невольно улыбнулась: оказалось, что многие правители готовы принести свои дары за ее руку. – О, и сам Хар-Шалай из крепости Крайнего юга, надо же. Вроде, у него уже есть жена?

– В Пустынной крепости принято многоженство. Многие мужья погибают на войне, женщины остаются одинокими, – Дауд снисходительно пояснил. – Хар-Шалай и сам воевал.

– Ты встречал его?

– Нефилимы говорили, что он опасен. У него особые воины. Алые. У них доспех состоит из минералов, приращенных прямо к телу. Достойные соперники и лучшие союзники.

Мара отложила письма, постаравшись так же аккуратно сложить из в одну стопку. Мысли о замужестве ее не пугали, но и не будоражили. Она представила себя рядом с мужчиной: с высоким, непременно бледнолицым, воинственным, поразительно спокойным. Постыдившись своих мыслей, она осеклась: не читает ли их, случайно, Дауд?

– Я вроде бы нравлюсь Марку, – она даже пожала плечами, словно стесняясь собственных слов. – Может быть, я когда-то полюблю его и выйду за него замуж. А может и нет. Он мне симпатичен. Марк красивый, умный, он добр ко мне. Но я иногда как будто иногда забываю о нем. Сейчас я знаю, что больна, но буду ли я знать об этом завтра? Или послезавтра? Я выздоровею, Дауд?

Она обернулась к нему, взгляд был переполнен надеждой и десятком неозвученных, немых вопросов. Слишком тяжелый, слишком взрослый для пятнадцатилетней девушки.

– Вы идете на поправку. Смею предположить, что если вокруг вас не будет дурных происшествий, то лекарь окажется прав. Вы выздоровеете. В свою очередь, я сделаю все, чтобы этих ситуаций не было.

В словах Дауда всегда выстраивалась последовательная логика, которой Мара лишена в своем состоянии. Мара жила хаотично: смеющейся и рыдающей, злой и нежной, ленивой и прыткой.

– Ты недоговариваешь, – она, широко и болезненно улыбаясь, плавно, даже пританцовывая, подошла к стражу и пальцами вцепилась в его тканевый пояс. Он не воспротивился и не отпрянул, только ниже опустил голову, чтобы видеть лицо подопечной. – Ты, конечно, не врешь мне, но порой недостаточно искренен. Вот что меня интересует, дорогой Дауд: останется ли это… это, – она приложила ладонь к своей груди, не найдя лучших слов для описания невнятного, пугающего, липкого чувства, – останется ли это со мной навсегда?

– Да.

– Верно, – она начала перебирать пальцами черные пуговицы камзола стража. – Хотелось бы мне вернуться к танцам. Раньше я не очень любила танцевать. И учительница танцев была скверной, злой, но ее, вроде, убили. И скрипки мне не нравятся. Другое дело – свирель. Слушай, если зайдет Аглая или кто-то другой из прислуги, попроси, чтобы ма… ма… матушка. Чтобы она наняла учителя по танцам. И кого-нибудь со свирелью. А то я могу об этом забыть.

– Хорошо, госпожа.

Наконец Мара обратила внимание на книгу, которая лежала на прикроватном столике. Она провела пальцем по тиснению на корешке и по золотистым объемным буквам. «Истоки» – увесистый том, с почти новыми страницами, которые резко пахли пергаментом и краской. Усевшись на постель, Мара распахнула перед собой первую страницу, и блестящие глаза ее забегали по строкам.

Новости от командира стражи неутешительные: граф Тамерлан найден мертвым прямо в обеденной комнате своего поместья. По осушенному бокалу вина стало ясно, что мужчина либо отравлен, либо покончил с собой. В доме не найдено ни его жены, ни прислуги; подвалы по-прежнему заполнены зимними заготовками еды, а в обеденной даже пахло жареной рыбой. Все в доме говорило о том, что он обитаем, но ни одна живая душа не находилась там. На территории поместья нет охотничьих собак и любимых коней графа. Доложив об этом княгине, командир стражи предложил провести обыск поместья, а тело отдать учителю Араю и Хьялю на обследование. Здесь бы, скорее, пригодились умения алхимика, но княгиня не успела (или не хотела?) нанять другого мастера по зельям и ядам – совершенно не до того.

Марк отправлен вместе с отрядом прямо в поместье. Это двухэтажный дом с узорчатым железным забором и широкими темными окнами. Он построен в дворянской части города на холме, где дороги вымощены аккуратным мелким камнем, а далеко внизу виднелись крыши домиков и речка-змея с едва заметным противоположным берегом. Марк, пропустив вперед себя стражу, спешился с коня и, вдохнув холодный, но уже пахнущий весной воздух, не без удовольствия окинул взглядом город крепости. Отсюда он несказанно красив, и даже рыночная площадь в его центре, которая изнутри всегда казалась грязной, шумной и дурно пахнущей, выглядела живописно.

Дом выполнен из черного дерева, а вся мебель обита красным бархатом. От такого перенасыщения цветами Марку на мгновение стало дурно, но, когда страж по имени Энар размашистым, хозяйским жестом открыл окна и впустил свежий воздух, юноше стало легче. Парень крепкий, широкоплечий, твердо стоящий на ногах, пусть и не высокий, и в деревне такой сошел бы за кузнеца.

– Идем в кабинет, – Энар кивнул на деревянную лестницу с высокими ступеньками, которая вела