Ельник - Ульяна Ма

– Вижу!

Она сказала это, и тут же выражение ее лица переменилось. Испуг, страх, любопытство единовременно исказили ее взгляд. Несмотря на это, она продолжала настойчиво бежать рядом с Даудом.

– Ты! Ты погубишь ее! Не зверь, не машина, получеловек, ты погубишь свою госпожу!

Дауд остановился так резко, что старуха со всего своего бодрого хода врезалась ему в бедро.

– Охотишься на молодую княжну? – он пристально вгляделся в ее лицо, но недоумение и страх продолжали сменяться в ее безумных, бегающих глазах.

– Отведи Зморз меня от этих мыслей, чужестранец, – она тараторила быстро, продолжая держать фонарь высоко над головой, и от напряжения у нее дрожали пальцы. – Вижу по лицу твоему, по глазам твоим – ничего не сочиняю. Ты вернешься к матери с отцом! Железный купол выходит из-под песка, кругом жара, ты ведешь ее на поводке из собственного волоса…

Она запнулась, взгляд ее помутнел. Дауд, словно очнувшись от странного, обволакивающего забвения, снова поспешил во дворец, уже не откликаясь на слова старой гадалки.

– Ждал, когда кислота перестанет разъедать кожу, потом подлечился, – Дауд снова коснулся подбородка, припоминая нелестные слова Марка. Чуть нагнувшись, он заглянул в зеркало на туалетном столике. Действительно, лицо, одежда, шея и руки заметно испачканы кровью.

– Я наберу тебе ванную, – Дауд возразил, но Мара уже побежала зажигать свечи в банной комнате и растапливать печь, чтобы нагреть чаны с водой.

– В этом нет необходимости, госпожа, я могу воспользоваться мокрым полотенцем, – он вошел следом за ней, когда Мара шустро забрасывала печь дровами.

– Ты всегда так делаешь. Но принимать ванную куда приятнее, чем вытираться холодным полотенцем. Она чиркнула огнивом, кусок сухой бересты подхватил искру. Затрещала печь. Мара отбросив волосы за спину, хитро исподлобья посмотрела в глаза Дауда. – Все-таки ты мне соврал, милый мой.

Ее голос прозвучал так строго и взросло, что Дауд, как ему показалось, растерялся на мгновенье.

– О чем вы говорите, госпожа?

– Весь сегодняшний день. Ты знал, что произойдет.

Маре показалось, что Дауд захотел отвести взгляд: так незаметно, едва уловимо колыхнулись зрачки в его глазах.

– Я сожалею, – и даже в голосе слышалось раскаяние, которым Мара с неестественным наслаждением упивалась. – Я правда знал, что случится, но не посчитал нужным вас об этом предупредить. Это бы только навредило вам.

– Это и есть ложь. Ты знал важные вещи и не сказал мне, – Мара выпрямилась, продолжая смотреть на Дауда взглядом совсем не девочки, а, скорее, взрослой женщины. – Я прошу тебя больше так не делать. Никогда не врать и не укрывать от меня даже самых неприятных событий.

– Я должен хранить не только ваше тело, госпожа, но и ваше сознание…

– Дауд, милый! – она подплыла к нему и положила ладони на грудь. В тусклом огне лампад ее глаза горели нездоровым злым отблеском. – Весь мой страх лежит лишь в одном пространстве, и вся моя хрупкость – это один единственный ужас, то, что я не могу контролировать полноценно.

– Что вы имеете в виду? – на лице Дауда плясали тени-метаморфозы, отчего страж выглядел еще более чужеродно человеческому виду. – Ваш страх – это…

– Потерять тебя, – на выдохе ответила девушка, на миг ее взгляд стал расслабленным и томным, но лишь на мгновение. Мара собралась и остро улыбнулась. – Все, что меня выбивает из колеи, все, от чего я бегу – твое отсутствие.

Дауд не ответил. Вода нагрелась, Мара ловко переливала ведра в глубокую металлическую кадку, раскаленную от печного жара. Когда ванна наполнилась, она ожидающе посмотрела на Дауда. Ее сердце отчаянно колотилось от противоестественного, жаркого, всеобъемлющего чувства, которому противилось человеческое естество Мары, но все остальное, темное, древнее внутри нее – тянулось к нему.

Дауд разделся, аккуратной стопкой сложив свои вещи на стол. Мара беззастенчиво рассматривала его тело: худощавый, мускулистый, с выраженными толстыми ребрами, сухими руками с буграми мышц, широкой грудью. У него не было ни сосков, ни мужского естества, ни пупка – Дауд, как чистый лист, пробник человека, или же, напротив, его совершенная форма. Мара жадно проследила, как он с некой нерешительностью подходит к кадке с водой, заносит за ее бортик сначала одну ногу, потом вторую. На его широкой спине, напоминающей лист бумаги, выгравирован тот самый договор с той самой ее подписью. Тогда, держа в руках перо, она не могла и подумать, куда приведет ее эта маленькая подпись на коже нефилима.

Дауд расположился в кадке, которая, несмотря на всю ее глубину и длину, была для него маловата. Острые колени, как горы с картинок, покатые костистые плечи и грудь оказались над водой. Дауд зачерпнул воду в ладони и умыл лицо, мягко, плавно, как бы и делал это обычный человек в первый раз в жизни. Мара взяла в руки полотенце и, наклонившись над Даудом, смущенно провела по его лицу влажной тканью. Белое полотенце тут же пропиталось блеклыми бурыми пятнами крови.

– Ты ешь человеческое мясо? – она спросила это неожиданным полушепотом, наклонившись еще ближе к лицу стража, так, что он мог ощущать ее дыхание. Дауд замер, сомкнутая линия губ неподвижна. – Не пытайся врать, я ведь и так знаю ответ.

– Только по необходимости, когда речь идет о выздоровлении. Я не нуждаюсь в пище в привычном вам понимании.

– Кого ты съел?

– Одного из тех культистов, которых убили в поле.

– Сколько ему лет? Кто этот человек?

– Девушка лет пятнадцати.

– Она похожа на меня?

– Нет.

Мара замерла в неясном самой себе оцепенении. Взгляд Дауда был гипнотически устремлен в ее глаза, отчего сердце колотилось так быстро, пульсировали виски, перехватывало дыхание. Выпустив из ослабших пальцев испачканное мокрое полотенце, Мара схватилась ладонью за бортик ванны и резко, как маленькая неопытная кошка, прильнула губами к губам Дауда. Он пах кровью и пылью, его кожа оказалась соленой на вкус, холодной и мокрой, хотя в самом помещении стоял невыносимый жар. Это лишь жалкая доля секунды, но ее душа горела и металась как никогда в жизни.

Лишь доля секунды. Дауд тут же быстро, но мягко ухватил ее за подбородок и плавно оттолкнул от себя. Его лицо оставалось неподвижным, каменным, жестоким. Раскрасневшаяся, потная, едва дышащая Мара прикусила губу, ее пальцы до боли впились в бортик ванны.

– Вам не стоит так поступать, – как ни в чем не бывало произнес он, словно она сотворила какую-то мелкую шалость.

Тягучий ленивый разум вторил его голосу. Мара выпрямилась, убрала прилипшие ко лбу