Ельник - Ульяна Ма

Сквозь толпу пронеслась совсем маленькая девочка. Ее худенькое тельце обтянуто старым, порванным местами платьем. В ее руке блеснула та самая серебристая сфера. Она бросила ее, сфера пролетела в воздухе с предельной точностью, на какую маленький ребенок способен только в случае редкого воодушевления.

Девочку убьют.

Никто не мог разглядеть в маленьком ребенке в обносках религиозного фанатика. Впрочем, по напряженно-счастливому лицу, в котором лишь угадывались зачатки страха, было ясно, что ни о каком заговоре против молодой княжны она не знала. Девочка просто кинула серебряный мячик.

Ей просто нужно попасть в цель.

Колят скрутил ей руки за спиной. Она не сопротивлялась, лишь закричала и заплакала, когда страж перекинул ребенка через плечо. Но взгляд Марка прикован уже не к ребенку: он смотрел на Дауда.

Блестящая сфера отразила солнечный свет над головой нефилима, и он, вытянув длинную, сухую руку, схватил ее в последний момент, когда она уже едва ли не коснулась белого лица Мары. Заградив своим телом молодую княжну, Дауд сжал серебро сферы крепкими, длинными пальцами, отчего ее оболочка треснула, и кончики его пальцев провалились словно под тонкий серебристый лед. По его руке, занесенной над головой, медленно стекали едкие капли, уничтожающие плотную ткань рукава камзола, но большая часть жидкости пролилась прямо на лицо стража.

– Довольно, идем, – Рагнеда спустилась с помоста. Княгиню, Марка и глашатая окружили щитоносцы; в этом строю они медленно продвигались к выходу. Толпа гудела и паниковала, мокрые участки земли хлюпали от крови, а снующие в панике туда-сюда дети уже нашли несколько тел, небрежно спрятанных за теплицами.

Другой отряд стражи взял в окружение Мару. Выставив вперед щиты и копья, они попытались провести ее к выходу, но княжна только начала выходить из транса. Ее замутненный взгляд прояснялся, и то, что открывалось ее глазам, пугало.

На руке Дауда под струйками шипучей кислоты образовались борозды, словно его кожа – это земля, по которой разливаются ручьи. Безупречное лицо Дауда оказалось разъеденным: через щеку были видны острые треугольные зубы, которые Мара видела лишь однажды, в момент, о котором ее больное сознание тщательно пыталось забыть. Чуть ниже глаза торчала белая острая кость скулы, а глаза… глаза дымились и плавились железом в собственных глазницах. Увидев искаженное лицо Дауда, Мара безмолвно потянула к нему руки, но страж сделал несколько шагов назад, оказавшись от девушки так далеко, как никогда еще не был. Обескураженная и обиженная, Мара попыталась прорваться через окружение стражи, но их латы холодны и тверды, как стена, окружающая крепость.

– Он будет в порядке, – это был Марк. Стража пропустила в круг его и княгиню и стала медленными шагами двигаться к лошадям. Резня вокруг почти завершилась, и остались лишь кричащие, паникующие жители крепости, которые, толкаясь и сминая все на своем пути, стремились разбежаться по домам.

Мара же в безмолвном отчаянии металась в окружении щитов, а Дауд становился все дальше.

– Расступитесь! – она вскрикнула, поняв, что тихие усилия тщетны. Марк попытался схватить ее беспокойные руки, но, лишь попавшись ей на глаза, оказался грубо отвергнут ее неожиданно сильными ладонями. – Не трогай меня! Не смейте меня здесь держать! Я хочу к Дауду!

Дауд остался посреди поля. Его глаза, хоть и невидящие, выжженные и пустые, были устремлены на Мару. Знал ли он о ее местоположении по голосу, или это какая-то внутренняя, известная лишь нефилимам интуиция? Собравшись с последними силами, Мара схватила за руку княгиню и, приблизившись своим лицом к ее лицу так близко, что почувствовала учащенное материнское дыхание, по-змеиному зашипела:

– Если меня не пустят к нему, я покончу с собой, – безумие во взгляде девушки свидетельствовало о серьезности ее слов. – Я не переживу еще одно расставание с ним. Ему нужна помощь.

– Вам не о чем беспокоиться, – Дауд вдруг оказался неожиданно близко. Мара вздрогнула, метнулась на голос, но снова наткнулась на стену стражи, которая непреклонно, медленно, но уверенно двигалась прочь от поля. Дауд таким же медленным шагом двигался за ними, но держался поодаль, так, чтобы Мара не могла дотронуться до него даже кончиком пальцев. – Госпожа, я облит едкой жидкостью. Вам лучше держаться от меня подальше.

От его лица исходил пахучий пар. Он напоминал раскаленный уксус; запах настолько плотный и густой, что замещал собой воздух.

– Тебе больно? – Мара кричала ему, подпрыгивая и едва удерживаясь на носочках в бессильном желании коснуться изъеденного лица. – Тебе нужен лекарь…

– Нет необходимости. Мне не больно, – Дауд спокоен даже в таком положении, и его бархатный, ровный тон голоса приносил умиротворение. – Мне нужно подождать, когда кислота испарится. Вам лучше отправиться во дворец, а я пока побуду здесь.

– Нет, я тебя не брошу! – она отчаянно замотала головой, ее волосы выбивались из кос и прилипали к потному лицу. – Сколько мне ждать? Я не смогу долго, я не могу! Ты ослеп, как ты найдешь дорогу?

– Не беспокойтесь. Я всегда найду дорогу до вас. Пожалуйста, отправляйтесь во дворец. Я скоро приду.

Марк хотел приобнять Мару, но его руки остановились. Мара не смотрела на него, не хотела знать, что он рядом, все ее внимание, все ее тело, разум – все существо молодой княжны тянулось к Дауду. А он? Его торчащие кости, острые зубы, проглядывающие сквозь ошметки разъеденных кислотой щек; его пустые, еще более пугающие остатки глаз в глазницах – это омерзительно. Всякий раз, бросая взгляд на стража, Марк отводил глаза, исполненный презрения и ужаса перед существом, которое не должно жить после таких ранений; ему пристало корчиться от боли, а не стоять вот так, в одиночестве, среди кровавого поля.

Дауд, вытянув перед собой руку, явно обратился к Марку. Нефилим выше всех стражников, даже самых рослых щитоносцев, и его рука, как мост, переброшена над их головами. Марк инстинктивно протянул ладони ей навстречу, и в его пальцы упала легкая, крупная серебряная сфера.

– Осторожнее с ней, – напоследок сказал Дауд и зашагал назад в колосистое поле.

– Я буду ждать тебя! – Мара едва не повисла на его локте, но Дауд вовремя отстранился. Теперь его лицо отдалялось, чувство опустошения и неизбежности охватывало девушку изнутри. – Пожалуйста, приди скорее!

Дауд ушел в поле. Жесткие колосья касались его рук и цеплялись за одежду. Кругом не молодая пшеница, а сухая, почерневшая трава – все живое гнило и смердело увяданием, напитанное отчаянием расставания, а не любовным восторгом.

24. О ранениях и исцелении

– Жаль, что у нас нет алхимика, – причитал Арай, аккуратно вскрывая сферу острым тонким