Ельник - Ульяна Ма

Ее мягкие руки легли ему на плечи, она потянулась своими влажными губами к его рту, но Марк невольно отстранился, за что тут же мысленно себя отругал. Она, хихикнув, перехватила его ладони и увлекла за собой на пол, к матрасам.

– Тебе нужно расслабиться, – она взяла медный кубок и, ловко зубами открыв бутылку вина (явно уже некогда открытую, но снова закупоренную сильной рукой) с гулким хлопком, налила полный бокал. – Пей, сладкий.

Ее голос совсем не похож на голос Мары. Слишком звонкий, смелый, осознанный; Мара говорила плавно и задумчиво, но жестко, а Киса… Даже черты лица Кисы мягче и круглее. Но Марк быстро осушил бокал, а затем второй, не сводя глаз с ее лица, шеи, груди, тонкой талии под бежевым корсетом. Ее ловкие пальцы гладили его ноги и ненавязчиво касались бедер. Лишь за третьим бокалом, взглянув в ее лицо, он наконец увидел Мару.

– У тебя очень сильные руки, – она медленно снимала с него блузу, но Марк даже не заметил, когда она успела расстегнуть пуговицы. – Красивое тело.

Ее пальцы скользили по груди Марка. Дыхание обжигало шею, губы, щеки. Сев на него сверху, Киса беззастенчиво сунула руку ему в брюки. Марк вздрогнул и напряженно втянул полную грудь воздуха. Киса рассмеялась и продолжила трогать его, но каждое прикосновение отдавалось непонятной, совсем не физической болью.

– Что-то не так, малыш? – ее серые глаза прямо перед его глазами. Но, нет, они недостаточно холодные, слишком блестящие и игривые. Марк отвел взгляд. – Может, ты хочешь чего-то особенного?

Он заставил себя поцеловать ее. Крепко, остервенело впился в губы, но они кислые и скользкие. Отпрянув, вытер лицо рукавом блузы, оставив на ней мокрый след. Киса глядела на него с улыбкой, выдавая собственную озадаченность. Преодолев отвращение к самому себе, он оттолкнул девушку, повалив ее на спину и поспешно стянул с себя штаны. Ощущение внутри такое же липкое, как и кожа ее тела. Навалившись на Кису, он прижался губами к ее соленой шее.

«Ее кожа была бы теплой и сладкой, думаешь?»

– Заткнись! – Марк даже вздрогнул от неожиданного голоса Мамы. Киса вздрогнула тоже, хотя ее ноги по-прежнему сжимались на его бедрах.

– Я молчала… но, если ты хочешь, можешь заткнуть мне рот.

– Я… нет. Да. Помолчи. Ты тоже помолчи.

По телу катились мурашки. Марк начал двигаться медленно, хотя к горлу постепенно подкатывал тошнотворный ком. Киса громко застонала ему в ухо. Марк отстранился – слишком звонко.

«Шлюхи твоего внимания не стоят, Воробушек».

– Да заткнись ты! Заткнись!

Киса прекратила стонать, и он ощутил, как ее мягкое тело напряглось под его, сухим и костлявым. Тошнота не отступала, к ней добавилось ужасное головокружение от выпитого вина. Киса тоже пахла алкоголем, но крепким, жестким, запах которого ощущался даже когда Марк уткнулся носом в ее шею. Не в силах больше выносить тошнотворного аромата, влаги и липкости, он поднялся на руках и продолжал двигаться, глядя уже на ее лицо.

Ее глаза навыкат, как рыбьи, выдают испуг, хотя всем своим видом девушка пыталась выдать удовольствие. Приоткрытый рот, тяжелое, наигранно-томное дыхание, раскиданные сухие локоны на красных простынях. Кругом – грязные пятна и зловоние.

«Ни одна женщина не стоит твоего внимания. Зачем ты это делаешь? Тебе ведь мерзко».

– Хватит… – полушепотом простонал юноша, – хватит, дай мне закончить.

Киса, сильнее сжав его бедра своими полными ногами, опрокинула Марка на спину и оказалась сверху.

– Я помогу тебе, если так хочешь, – ее тон снова игривый, излишне приторный. Сладкий голос не совпадал со вкусом ее кожи. Ее бедра двигались быстро, так же быстро, как кружилась комната вокруг головы Марка.

«Гнилая девочка. Насквозь. Снаружи и внутри. Тебе нравится ее живот? Сколько в ней было, как думаешь?».

– Назови меня по имени. Я – Марк. Скажи это!

«Ты думаешь, тебе это поможет? Наивный».

– Марк, – ее мокрый кислый рот отвратительно стонал. – Марк, Марк!

«Нет, ты не сможешь. Тебе стыдно».

Резко сев, он спихнул Кису с себя, после чего Марка стошнило на матрас. Из него вышло красное вино. Голова кружилась. С трудом натянув брюки, он едва поднялся на ослабевшие ноги.

– Заплатить? Эй!

Пошарив по карманам, Марк высыпал все монеты, что у него были с собой на матрас. Часть монет попала в его рвоту, но Кису это не смущало – она с жадностью собирала деньги в маленькие ладошки.

«Видишь? Она голодный зверь».

– Я сказал тебе заткнуться! – Марк уперся руками в какую-то стену, и он уже не понимал, находится ли в комнате или уже вышел оттуда. – Заткнись, заткнись, заткнись!

Мерзкая скрипка звучала отдаленно – так юноша понял, что он на втором этаже. Хватаясь рукой за перила, он спустился с лестницы и, шатаясь, выплыл на улицу. Прохладный ночной воздух облегчал голову на плечах, которая теперь казалась чугунным пустым котлом. Сделав глубокий вдох, Марк побрел по направлению во дворец.

«Что это ты задумал, Воробушек?»

– Тебе обязательно было встревать в этот момент, Мама?! – взревел Марк, ускорив шаг.

«Ты думаешь о сестре. Это более правильно, чем о шлюхе, но все еще не стоит твоих целей».

– Может, твоих целей, Мам?! Если ты не замолчишь, я… я… я выброшу амулет!

И она замолчала.

Взбираться на холм непросто. Начинали ныть колени, голова кружилась еще сильнее, виски пульсировали. Марк уронил свое беспомощное тело на мокрую, холодную траву, испачкав одежду сырой землей. Прислонившись щекой к ледяной почве, он особо остро ощутил приближающееся дыхание осени.

– Зима будет холодная.

В ответ – молчание. Юноша закрыл глаза и, преодолевая головокружение, начал думать. В вихре крутящихся мыслей появлялся образ Мары. Чистой, светлой, ласковой и серьезной, такой, какой он помнил ее с детства. Тело Марка охладевало, а мысли о подруге разводили пожар внутри. Ощущая, как промерзла и намокла от воды его грудь, он все-таки сделал усилие и поднялся с земли на вытянутых руках. Снова заныло плечо, но на этот раз Марк совсем не придал значения боли. Поднявшись, он наконец смог добрести до ворот, которые начали открываться, лишь стража увидела его издалека.

– Может, вас сопроводить до покоев? – поинтересовался пожилой стражник на воротах, на что Марк только отмахнулся. Шатаясь, он прошел по двору под хмурыми взглядами солдат, лица некоторых из них Марку знакомы, но они расплывались в плакучие гримасы.

Дальше тянулись расплывшиеся коридоры, лестницы, на которых ноги юноши спотыкались и гнулись, как